Вода

Часть I.

Ничто не предвещало перемен. Насколько я знаю, в книгах и фильмах именно так, внезапно, они и происходят. Моя жизнь ничем не напоминала произведение сколько-нибудь стоящего автора, пока тем снежным и ветреным январским днем я не вышел из автобуса номер сорок три на остановку раньше.

Можно было бы объяснить это предчувствием или указанием свыше, но я слишком хорошо помнил, что мною тогда двигало. Сильный снегопад предвещал аварии и пробки, поэтому я добросовестно выдвинулся из дома заранее. Однако заторов на пути моего автобуса, как ни странно, не оказалось, и я обнаружил, что рискую приехать на работу аж за полчаса. «Что на это скажет Аня… Анна Евгеньевна?». Я вспомнил лукавые глаза одной из моих начальниц, которая вечно выговаривала мне за опоздания… Нет, она и сама приходит только к девяти, какой смысл. Не буду же я специально докладывать ей, во сколько явился. А сидеть в пустом офисе — так себе затея.

В итоге я и вышел пораньше, чтобы пройтись не спеша. Учитывая погодные условия, идея была не блестящей. Я давно заметил: когда думаешь о снеге летом, он кажется чем-то абстрактным, представляешь какую-то иллюстрацию для рождественской открытки, с которой реальность не имеет ничего общего. Вместо того чтобы плавно кружиться и падать на землю, снежинки, мелкие холодные иглы, всей «толпой» летят прямо в тебя, норовя засыпаться в глаза и за воротник. Почти всегда поход из пункта А в пункт В оборачивается увязанием в сугробах (как бы активно ни работали коммунальщики, расчистить все им просто не по силам). Потом это истаптывается грязными сапогами и превращается в серо-бурый кисель. А еще пронизывающий ветер…

В тот день все было именно так, правда, снег еще не смялся и не подтаял, и окружающий мир казался почти монохромным: белая, запорошенная одежда на людях, белая земля, белые ветви деревьев. Я старался шагать медленнее, чтобы потянуть время, но было неуютно, и ноги сами несли меня вперед. А потом я увидел на обочине человека.

Он валялся лицом вниз, разметав руки, и от снега его спина уже тоже стала белой, как в детской первоапрельской шутке. Прохожие косились на него и обходили, наверное, мысленно оправдывая себя срочными делами, непогодой и вечным «да пьяный небось». Как будто пьяный не может замерзнуть насмерть, а если замерзнет, его будет совсем не жаль, он же вроде как и не человек.

Именно эта мысль заставила меня остановиться. Он может умереть вот так, и всем будет плевать. Я должен помочь этому мужчине.

Медики с носилками привлекли внимание еще десятка горожан, но метель усилилась, и теперь надолго никто не останавливался: притормозят немного, выдадут какой-то комментарий, а то и промолчат, и дальше спешат. «Скорая» остановилась, выбежали доктор с чемоданчиком и его коллега, они слаженно произвели над мужчиной какие-то манипуляции, а затем достали носилки и погрузили его в машину. Меня успели спросить, кем я прихожусь мужчине — я ответил, что никем, и зачем-то снова добавил, что шел на работу.

Через несколько мгновений «скорая» уехала бы, но тут я совершил еще один нехарактерный для себя поступок. Действуя по какому-то наитию, я дал врачам свой номер телефона. Быстро нацарапал на листке бумаги (в моем рабочем портфеле было все необходимое).

— Вдруг у него нет семьи… может, я понадоблюсь.

Коллега того доктора, что был с медчемоданчиком, поблагодарил меня, прнял листок, и они уехали.

Правильно ли я поступил? Думаю, да. Хотя иногда мне казалось, что я вообще не умею жить.

«Едва ли мне кто-то позвонит, — подумал я. — Скорее всего, у мужчины есть родные, может, у него был в кармане телефон с их номерами. А о случайном прохожем, который набрал три цифры на мобильном, все забудут. И это совершенно естественно».

Люди разошлись. Снегопад наконец начал иссякать. Я посмотрел на часы и зашагал в офис.

Кем я работал, в данной истории неважно. Вы хотите, чтобы я назвал хотя бы сферу? Ну хорошо, это сфера продаж, так лучше? Мне и самому тогда это было не шибко важно. Многие мои коллеги считали офис вторым домом и перетащили туда чашки, конфеты, обувь, свитера, а у кого-то из девушек в ящике даже лежали спицы и пряжа.

Я не пил в офисе чай, не слушал там музыку, не читал книг. Я мог только работать или не работать, поэтому на моем столе и в моем ящике лежала только кипа бумаг. Казенный дом всегда оставался для меня казенным. Я не считал, что работу можно любить по-настоящему. Главное — законсервироваться в относительно удобном состоянии. Вроде бы мне это удалось. Теплое местечко, сносная зарплата, неплохой коллектив. И…

— Ты опоздал, Лебедев.

…очень привлекательная начальница. Нет, мне нельзя о ней думать, у меня есть девушка (но я же не женат!). А у нее, кажется, нет потребности в кавалерах. По крайней мере, она усердно это демонстрирует. Ей так хочется выглядеть настоящей бизнес-леди, а ведь ей всего-то двадцать семь, моего возраста. И у нее внешность вчерашней студентки, зачем-то убравшей в гладкий хвост крашенные в задорный рыжий волосы и упаковавшей прекрасную фигуру в скучный деловой костюм. И такой колючий взгляд. А уголки губ снова ползут вверх… Какая же она красавица. И умна… и остра на язык… с такой не соскучишься…

…но у меня нет ни единого шанса, привычно резюмирую я про себя. И вдруг внутренний голос, который до сих пор себя не обнаруживал, возражает мне: «А ты попробовал?». Удивительная мысль. Я ведь действительно никогда…