Война Воплощений

Предисловие. С чего все началось

Когда жизнь катится к черту, зачастую можно вспомнить именно тот момент, в который она ухнула вниз со склона. И черта к которому, собственно, ваше бренное бытие устремилось на всех парах.

Моя прошлая жизнь, безвозвратно утерянная, такая уютная и понятная, что теперь даже сложно поверить в ее реальность. Морщинки в уголках глаз отца, перманентное недовольство вечно ворчащей матери, брат, подпирающий взъерошенным затылком потолки. У нас была дружная семья, в меру интеллигентная, с достаточно прогрессивными нравами, чтобы родители не вынуждали меня поступать в «пед», не смотря на три поколения педагогов до этого. Все мои дни состояли из красок, творческого поиска, приступов вдохновения и попыток придумать что-то нетривиальное для курсовой. Самая страшная и неразрешимая проблема – отсутствие свободного времени на личную жизнь, и попытки сделать темперу в домашних условиях, хотя она неизменно закисала. А еще дико смердящий чесночный клей. И въевшиеся под ногти разноцветные полумесяцы, превращающие любую мысль о маникюре в несбыточную мечту.

Будущее казалось простым и определенным. Мир – добрым и многообещающим.

И вот, вокруг пыточная камера. Тут нет ни окон, ни привычных взгляду вещей. Только кровь, серые камни и острые блики, отброшенные играющими на лезвиях отсветами огня. Весь мой мир сократился до этого прямоугольника, врезавшегося в толщу земли, пропахшего человеческим страхом и болью. Тошнотворные подробности чужой жажды причинять страдания скалят клыкастые пасти рядами мясницких крюков, щипцами, штырями и скальпелями. На атласной подстилке разложены буравчики, сверла и зажимы. Запах горелой человеческой плоти горчит на корне языка.

Я не хочу всего этого видеть. Я не хочу тут быть!

И больше всего на свете я не хочу вслушиваться в сиплое, надрывное дыхание изувеченного существа, гадая: выживет ли он? Сделает ли еще один вдох?

Его боль, кровь и ужас пережитый им, ранит сильнее раскаленных прутьев и хищных лезвий. Я с трудом отрываю взгляд от залитого карминным месивом лица, на котором нетронуты остались только глаза, чтобы посмотреть в дальний конец пыточной. Там в ужасающем великолепии празднует миг отмщения сама Месть. Он знает свое дело. Смотреть на это тошнотворное представление - излишне.

- Мы вытащим тебя отсюда. Потерпи. Только потерпи еще немного...

Все началось год назад. Началось банально и до обидного обыденно.

 Тот вечер навечно остался выгравирован в моей памяти с пометкой «никогда так не делать», даже если данная мудрость уже ничего не даст.

Возвращаясь домой после занятий в студии, я свернула в проулок. Надеялась сократить путь. Уже почти пол года, три раза в неделю таскала свои бренные кости и истертые кисти на обучение к одиозному дедуле. Он искренне считал, что писать картины подручными предметами – это круто и до него никто так не делал. Смешной и добрый старикан в аляповатом красном берете. И вот, в переходе между дворами, темном как история искусств средневековья, нелегкая дернула меня прислушаться к стенаниям черной кучи тряпья у стены.

Не то чтобы излишняя сердобольность побуждала меня спасать всех бомжей района, или слишком развитая фантазия нарисовала на остове неясных очертаний прекрасного принца печального образа, но, наверное, в голове каждого есть какой-то гаденький голосок-провокатор, нашептывающий что-то из разряда: "Помоги ему, посмотри что там, может человеку плохо, может надо вызвать скорую? Если это счастливый отец семейства у которого прихватило сердце и он забился в темный угол, мучимый предсмертной агонией?".

Одним словом - я приняла волевое решение пополнить собой когорту невинно убиенных любопытных кошек, сунув моську в темный угол, где стонало что-то невнятное в обертке черного тряпья.

От страдальца не воняло, вокруг не было ни мусора, ни картонной подстилки, да и голос которым это нечто звало на помощь, периодически постанывая, хоть и был хрипловатым, не сильно-то напоминал пропитые рулады граждан без определенного места жительства.

- Эй… - осторожно позвала я предполагаемый объект спасения, протягивая к нему свою пятерню, на которой даже в тусклых отсветах фонарей виднелись пятна краски и забившийся под ногти охровый грунт. - С вами все в порядке? Вызвать скорую?

Ну не идиотка ли я? Сейчас, сидя в запертой комнате больше похожей на келью, чем на спальню, бессмысленно пялясь на белую стену, с опозданием понимаю - бежать надо было очертя голову. И тогда бы мой мир остался точно таким же, каким был все двадцать лет до этого. И урод превративший мою жизнь в бесконечную череду тренировок, зубрежки, выговоров и скандалов, тихо-мирно подох бы в том переулке. Никогда еще в жизни не желала кому-либо смерти так страстно и безжалостно.

В тот злополучный вечер, мой мозг еще оценивал ситуацию привычными мерками. Когда широкая ладонь мужчины вцепилась в протянутую руку помощи, я, как полная дура, восприняла это за судорожное движение. Наивная идиотка!

Но незнакомец, укутанный в черный плащ, бледный как сама смерть, не смотря на судороги, сотрясающие его тело и перекосившую лицо гримасу боли, не был в панике. Он даже на помощь мою не рассчитывал. Как волчий паук, привыкший охотится из засады, поджидая беспечную букашку, этот урод не смотря на опасность для своей драгоценной жизни, терпеливо выжидал, все прекрасно рассчитав.

Едва его ладонь стиснула мое запястье, груда тряпья пришла в движение. Скупые лучи одноногих циклопов-фонарей, наискось падающие в этот проулок с соседнего двора, выхватили белесое, худое лицо, с тонким носом и глубоко посаженными глазами. Человек явно раздумал умирать. Вместо этого принялся карябать свободной рукой на стене о которую опирался плечом, какую-то хитроумную загогулину.

И мне бы в тот момент по быстрому отгрызть себе руку и свалить дворами, но нет! Я стояла как загипнотизированный кролик, перед близким знакомством с внутренним миром удава, хлопая на недоспасенного мною упыря округлившимися глазами. Согнувшись в весьма компрометирующей позе я напрочь не понимала, что тут происходит, и что делать лично мне? Признаться, поначалу подумала - человек в черном тряпье немой, и его сиплые стоны «На помощь!» привлекшие мое внимание – единственное слово которое умеет произносить это нечто. Нахмурившись, я пыталась прочесть в витиеватом росчерке на стене послание. Уловить какой-то знак, твердо намереваясь спасти бледного ублюдка, даже если для этого придется спеленать его черным рубищем и тащить до больницы волоком.