Волчатник

Волчатник

ВОЛЧАТНИК 

–1–

Он скрылся от войны, чтоб любоваться ею. Любоваться как мальчишка, который не может оторвать взгляд от пожара. Эстетика насилия стала культурным кодом. И культура кончила жизнь самоубийством, вернув людей в архаичное лоно, о котором трагически истосковался каждый выживший. Люди не стали дикарями, но приблизились к желанному первобытному состоянию. Оно стало его природной стихией.

Он пришел из ниоткуда в это злое место. Здесь безобразно тела лежали на лесной дороге. Были разбросаны и утопали в грязи, как мусор. Молодая женщина, ребенок и младенец. Увиденное не вызывало в нем ничего. Он будто смотрел шаблонный фильм из прошлой жизни и просто воспринимал это как данность.

Погода хворала осенью, словно чумой, и орошала тела моросью холодных выделений. Волчатник стянул с головы капюшон плаща и наклонился, чтобы рассмотреть мертвую женщину. Бледное лицо с нежной молодой кожей и застывшие блестящие глаза. Она увидела смерть собственных детей прежде, чем умерла. Рваное клыками горло зияло багровыми лоскутами.

На обочине лежал маленький сверток, измазанный грязью. Волчатник не стал проверять: если зверь не тронул младенца, то холод усыпил того за пару часов. Но если бы ребенок плакал – он бы просто прошел мимо.

Волчатник присел на корточки возле женщины и пошарил по карманам ее пуховика. Сугубо из нужды выработал в себе эту привычку. В карманах ничего не нашел – и это стало единственным, что хоть как-то отозвалось в душе.

Местные, понял он. Шли быстро и налегке.

Ее одежда смердела волчьей мочой.

Позади погибшей матери, шагах в десяти по дороге, лицом вниз лежала девочка в красной куртке и шапке. Волчатник присмотрелся к следам вокруг нее: умерла не сразу, барахталась и пыталась ползти вслед за матерью. Но не смогла подняться.

Волчатник откинул с ее затылка капюшон. Увидел прокушенную детскую шею.

Он представил, как они шли по дороге и зверь дал о себе знать. Женщина с детьми побежала, но девочка не поспела за ней. Зверь повалил ее, прокусил шею. Мать побежала дальше, ибо сработал инстинкт, чтобы спасти младенца. Но зверь догнал, растерзал сначала ее, затем утащил на обочину малыша.

Дура, подумал он холодно, и ради этого стоило плодить детей? Он бы никогда не завел детей только потому, чтобы они не наступили на мину в лесу. Не хотел пускать их в этот мир против их воли. И не надеялся, что ни смогут сделать его лучше.

Волчатник встал и осмотрелся. Большой волк, понял он. Людоед. Потому и крупный. Теперь будет жрать только человечину. Но этих не съел. Был не голоден? Трупы мочой метит. Значит, стережет зону обитания.

Волчатник поправил висевшую на плече двустволку и поспешил в поселение. Зверь сулил ему работу.

–2–

Никого не было. Только покосившаяся церковь, покрошенная свинцом и осколками, и собранное вокруг нее поселение.

Волчатник никогда не верил и видел иронию в божьем доме, расстрелянном из пулемета: материальное в очередной раз победило духовное.

Дворовые псы, скалясь и брызжа пеной, захлебывались хриплым лаем и бросались на сетку-рабицу. Каждый двор надежно затягивало сеткой, как тюрьму. У домов побогаче красовались венки колючей проволоки.

Никто не встретил чужака.

Посреди поселения стоял проржавевший танк. Ствол был раскрыт ромашкой. Величественный памятник, оставшийся из прошлой жизни и внушавший некогда ужас. Теперь это просто стоящий в грязи ржавый беспомощный кусок. При жизни он успел вдарить снарядом по церкви. Взрывом разворотило алтарную часть, словно от стены отгрызли кусок. Однако стрельба из орудия по церкви во время Последней войны не была приступом сумасшествия. Это был акт мести…

В церкви горел тусклый свет.

–3–

Волчатник прервал службу своим появлением. Вошел к ним, как спаситель. Нес себя к ним, словно его появление – это благая весть, которую ознаменует оживленный колокольный звон.

Ему были не рады. Угрюмые люди смотрели на него недобрыми глазами и молчали. Его появление рушило гармонию устоявшегося порядка, каким бы он ни был.

Однако волчатник причислял себя к тем спасителям, которые спасают не ради спасения, но ради самого акта спасительного действа. И будучи спасителем, он возложил на себя право войти в священное место, неся на плече всегда заряженное ружье.

Он думал: жаль, что богу нет дела ни до вас, ни до вашей разграбленной церкви. И вам, отметил он про себя, до бога тоже дела нет: вы не трогаете его, он держится подальше от вас.

Проповедник не был церковником. Он стоял перед людьми в камуфляжной одежде. Волчатник молча смотрел на него. Стоял и ждал.

Проповедник был местным мэром. Он перетянул внимание прихожан обратно на себя. Говорил медленно и звучно. И волчатник слушал его. Речь шла о Варфоломеевском Волке, устроившим кровавый террор. Волчатник узнал в этом Волке зверя, оставившего мертвецов на дороге.