Поправив очки на носу, Волк продолжил чтение. Он внимательно смотрел на испещренные неровным почерком листы, которые принесла ему Девочка. Сама она сидела рядом — в его избушке, за массивным дубовым столом (Волк сам его смастерил и очень этим гордился), всхлипывала и размазывала слезы по чумазым щекам. Ее спина была нервно выпрямлена, как струна, — словно в ожидании удара или приговора.
«Выходить из комнаты, едва только солнце скроется за горизонтом, — запрещается. Громко говорить — нельзя. Объедаться клубникой — нельзя. Не приносить в дом красные цветы. Вытоптать все маки. Настоятельно рекомендуется держаться подальше от кресла-качалки. Уничтожать тряпичные куклы. Ни в коем случае не отлучаться надолго. Ничего не желать, особенно после заката…».
Волк вздохнул, перевел взгляд на Девочку, с минуту смотрел на нее, не в силах подобрать ободряющие слова, а потом вновь погрузился в абсурдные правила. Он ничего не понимал. Хвост его подрагивал.
«Не сидеть ко мне спиной. Всегда отвечать на вопросы. Не слушать ничьих советов, кроме моих…»
«Советы — и те под запретом», — сочувственно думал Волк и качал головой.
Эти записи Бабушка делала все утро, время от времени задумчиво покусывая кончик пера, а потом отдала их Девочке, чтобы та все как следует выучила. А Девочка, едва только посмотрев на написанное, сразу же поспешила к Волку — своему единственному другу. Он обязательно должен ей помочь.
В последнее время Бабушка стала вести себя странно, даже еще хуже, чем обычно. Теперь она требовала беспрекословного повиновения. Иногда ни с того ни с сего она начинала браниться, гонять Девочку тряпкой по дому. А ночью…ночью она молча стояла у постели внучки и смотрела на нее, будто любуясь, пока та не проснется. Затем разворачивалась и уходила, по-прежнему не говоря ни слова.
Девочка совсем не помнила своих родителей. Она не знала, кем они были и куда исчезли. С самого младенчества ее воспитывала Бабушка, запретившая Девочке расспрашивать о маме и папе. Приходилось подчиняться. Словом, их отношения складывались непросто, и старуха представлялась грозным недругом, которого следует опасаться. Кроме этого, Девочка необъяснимо боялась и ее деревянного кресла-качалки с причудливыми узорами — удобно расположившись в нем, пожилая женщина вязала шерстяные накидки. Их было так много, что все они уже не могли поместиться в платяном шкафу.
«Когда я вяжу, сидеть рядом. Внимательно учиться. Вставать нельзя, пока я не закончу».
Читать дальше не было сил. Волк еще раз тяжко вздохнул и отложил страшные страницы в сторону. «Бедная, бедная», — думал он. У Девочки не было друзей, кроме Волка. Он всегда был рад маленькой гостье и пытался облегчить ее страдания, как мог. Она приходила к нему, когда хотела. Специально для нее он пек булки с яблочной начинкой и варил чечевичную похлебку. Похлебка, кстати, ему особенно удавалась.
— На, поешь. — Волк поставил перед Девочкой тарелку с горячей жидкостью. Пахло вкусно.
— Я не хочу есть. Что мне делать с этими правилами?
Волк молчал. Девочка даже не посмотрела на угощение.
— Я не хочу идти домой! — вдруг закричала она, ударив ладошками по столу. Волк посмотрел на ее руки — под ногти забралась грязь. Но Бабушке, наверное, не было никакого дела до внешнего вида внучки.
— Ты можешь остаться у меня, — предложил Волк.
— Не могу. Она будет искать. И найдет. Накажет меня.
Все, что он мог сделать для Девочки, по крайней мере, сейчас, — это отдать ей пирожки с яблочной начинкой. Пусть она съест их дома. Потом он, конечно, что-нибудь придумает, он вызволит ее, он давно ломает над этим голову. Он все так не оставит. Он понял, что в ответе за нее, в тот момент, когда она несколько месяцев назад появилась на пороге его дома — тоненькая, хрупкая, промокшая под дождем. Она искала место, где могла бы переждать очередной приступ гнева Бабушки. Ох, как старуха кричала в тот день! Девочка убежала, и ноги сами привели ее к жилищу Волка.
… А теперь еще эти странные правила.
Девочка выбралась из-за стола, сгребла в охапку листы и направилась к выходу. Волк отворил перед ней дверь. Она обняла его на прощание, уткнувшись лицом в пропахшую свежеиспеченной сдобой шерсть, и вышла.
А Волк долго смотрел Девочке вслед — до тех пор, пока ее фигурка не скрылась в лесу.
***
Жара была невыносимой. Грифон в соломенной шляпе (уж очень он опасался прямых солнечных лучей, из-за которых может заболеть голова) вспахивал свой небольшой участок земли плугом, запряженным двумя ослицами. Он напевал незамысловатую песенку и надеялся, что урожай будет хорошим. Сам себя не прокормишь — никто не прокормит.
Он увидел, как из избушки Волка, его соседа, вышла Девочка. Грифон ухмыльнулся и продолжил заниматься делом. Если Волк любит, когда его водят за нос — что же тут поделаешь? Грифону не нравилась эта девчонка, что-то с ней было не так.
Не нравился ему и Волк: серый, хромой, угрюмый. Да к тому же постоянно раздражает своим белым фартуком — печет, видите ли, пирожки, как заправская хозяйка. А ведь не мужское это дело. Грифон цокнул языком.
Как-то раз он пришел к Волку с крепкой настойкой — посидеть, так сказать, по-соседски, по-мужски, обсудить их противостояние, которое началось давным-давно из-за прекрасной дамы. Но Волк его выгнал, потому что Грифон не смог сдержаться и слишком много шутил по поводу белоснежного фартука. «Иди, — сказал Волк, совершенно обделенный чувством юмора, — не время сейчас». Вот Грифон и ушел ни с чем, даже немного униженный. Вскоре Волк — вероятно, осознав произошедшее и простив за фартук, — пытался помириться, но отношения, которые и так были испорчены, теперь погибли безвозвратно. Между соседями раскинулась темная пропасть вражды — глубокая, как море.
В отместку Грифон, улучив момент, когда соседа не было дома, засунул под его половицы яйца — теплые, только из-под курицы. Волк потом несколько дней прожил на улице, прежде чем понял, в чем причина неприятного запаха. Быстро вычислил разбойника — и разогнал весь его курятник. За это Грифон забросал камнями волчий колодец, сделав его непригодным. Волк не остался в долгу и однажды ночью запустил в огород соседа коз, которые пожрали всю капусту. Где были взяты козы, Грифон так и не узнал — Волк не держал домашнюю скотину.