Волк и Красная Шапочка

Волк и Красная Шапочка

1.

- Волк, - коротко представился он.

- Аркадий Петрович. Присаживайтесь, пожалуйста.

Собеседник оказался невысок, немолод и близорук. От острого, отглаженного воротничка клетчатой рубашки Аркадия Петровича пахло стиральным порошком, а от него самого - детским мылом и казенными бумагами. А говорили, профессионал, один из лучших в своем деле…

- С чем вы ко мне? - интонации, впрочем, были заинтересованные.

- Ухо у меня. Стреляет в нем постоянно.

- С ухом вам к участковому терапевту. У меня несколько другой профиль.

- Я там уже был. Она меня к вам и отправила.

- Ну хорошо, - Аркадий Петрович покладисто согласился. - Расскажите подробнее: каков характер болей, частота, продолжительность.

- Часто болит. Стреляет то есть. Бегу - стреляет, лежу - тоже.

- На погоду реагируете?

- Я метеонезависим.

- Хорошо. А вот тут у вас что? - Доктор показал глазами на большой, криво зашитый шрам, идущий чуть ниже сонной артерии, поперек всей грудной клетки.

- Это меня Красная Шапка так. К делу не относится.

- Вот как, Шапка… Хотели съесть, а она..? - Аркадий Петрович понимающе кивнул.

- Вы что? Конечно, нет!

- Не самозащита, значит. Простите, что же в таком случае произошло?

- Неважно. Что у меня с ухом?

- До уха доберемся. Вы не знали, что она Красная Шапочка и поплатились?

- Все я знал! - он встал так резко, что хлипкое черное кресло на тонких металлических ножках отлетело в сторону. - Я ее берег.

- На потом хотели оставить? Тоже рабочий вариант, да, особенно в голодные зимы.

- Нет! Да. Вернее… Конечно, в самом начале я собирался. Даже мечтал, как я ее съем. Вино выбирал. Это была моя лучшая добыча. У меня зубы сводило от того, как она боялась. И лапы, руки то есть. Просто голову терял от ее беззащитности.

- Просила вас не есть ее?

- Умоляла. Обовьет мою шею руками и шепчет: пожалуйста, пожалуйста, мой милый, съешь меня! Съешь меня так, как умеешь только ты…

- А вы?

- Что я? За кого вы меня все держите?! Я цивилизованный. Хожу на службу с девяти до шести. У меня галстук. Езжу на велосипеде, мусор сортирую.

- Совсем не ели?

- Ел. Несколько раз. Но немного совсем. Боялся, что не смогу остановиться.

- А она?

- Она сумасшедшая. Любовалась укусами. Благодарила. Порхала, как птичка потом. Просила еще.

- А вы?

- А я не мог смотреть на себя в зеркало потом. Хотел повеситься на галстуке. Или в реку броситься. На велосипеде.

- Она была вам очень дорога, понимаю, - Аркадий Петрович смотрел сочувственно и серьезно. - А другие Шапочки? Вы с ними, простите, не сублимировали?

- Ничего не было! Хотя она каждый раз считала иначе. Но я любил только ее. Заботился, как мог. Не подпускал себя к ней. Спал в клетке.

- Хотите воды? - Аркадий Петрович поднялся из-за стола и наполнил из стеклянного графина стакан.

- Тут дело такое, - продолжил он, осторожно подбирая слова.- Вы Волк, она Красная Шапочка. Вы вписаны Сказочником в один сценарий, где проголодавшийся хищник встречает и съедает заблудившуюся в лесу девочку. Вы понимаете, о чем я? Звучит страшно, но герои идут своими путями, и все становится на свои места. Съешьте уже ее, и Колесо Сансары перестанет скрипеть.

- Некоторые вставляют молнию, вот сюда, - немного помолчав, Аркадий Петрович показал ему на область живота. - Удобный выход.

- А с ухом у меня что?

- Отоларинголог вам скажет. Шурочка, выпишите молодому человеку направление, пожалуйста.

2.

Боишься волков - обходи лес. Так меня учила бабушка.

Мама раздражалась:

- Не слушай ты ее россказни, это возрастные изменения.

Она уже тогда личностно росла, не употребляла оценочные высказывания, углеводы и возила к бабушке на машине не короткой или длинной дорогой, а просто через семь перекрестков и два моста.

Бабушка была очень строгой: заставляла есть суп и спать после обеда, зато все остальное время можно было бегать везде.

Конечно, однажды я потерялась. Мне было четыре. Я сидела в лесном малиннике с расцарапанными руками и лбом и, онемев от страха, слушала, как трещат под чьими-то ногами ветки: волку, несомненно, везло - на обед у него была переевшая ягод девочка. Но это оказался не волк, а бабушка с тетей Лидой.

- Отхлещи ее вицей, - сказала тетя Лида. - Чтобы понимала.

- Своих засранок хлещи, - ответила бабушка, потом закрыла мне обеими руками уши и сказала еще что-то, от чего лицо тети Лиды вытянулось, а глаза стали круглыми. Она плюнула бабушке под ноги и пошла домой без нас.

Мысли о волках не покидали меня. Они были такими привлекательными и настолько стыдными, что я представляла, как волк всегда ест какую-то другую девочку, а не меня: она плачет, раскаивается, обещает, что больше никогда не будет ходить короткой дорогой через лес, а волк слушает, хищно улыбается и повязывает себе на шею белую салфетку.

Я стала заходить в своих фантазиях так далеко, что волком у меня оказывалась наша Светлана Львовна из средней группы. Она снимала свой воспитательский халат, под которым было серое платье, ставила перед собой тех девочек, которые плохо ели полдник и говорила им, что сейчас будет их есть - каждую по очереди. Девочки плакали очень жалобно, но Светлана Львовна была неумолима. Меня не было среди них - я кислый кефир допивала до самого дна, на котором приторной горкой лежали два нерастаявших кусочка сахара.

Когда мне было семь, я снова потерялась, но уже не одна, а с Ленкой, тети Лидиной дочкой. Сначала она говорила, что знает, где тот черничник, потом, что уверена, в какую сторону идти домой. Мы все-таки добрались, но уже затемно и разошлись, каждая в свою калитку.