Волна за волной

Волна за волной

Земля содрогнулась.

Аркам не успел начать восхваление, – чужая мощь окатила, едва не сбила с ног. Позади застонали священные опоры, звякнула утварь на алтаре. Ветер хлестнул, захлопали полотнища шатров, молитвенные ленты взмыли в небо. И все стихло.

Аркам прислушался, но различил лишь эхо в глубине, льдистый след ведовской силы. Это не обычное землетрясение.

Собравшиеся не повскакали с циновок, не разбежались кто куда. Но озирались, чертили охранные знаки, беспокойно перебирали костяные четки. Все прихожане – сплошь старики, помнят страшную подземную бурю. Это случилось давно, задолго до рождения Аркама, но рассказы он слышал. О погибших людях, разрушенных домах, деревнях, погребенных под оползнем. Весь остров шатался тогда, негде было укрыться.

Солнце выглянуло из-за гряды холмов, заря налилась алым. Не раздумывая, Аркам выхватил жреческий нож, полоснул ладонь, протянул руки к небу.

– Госпожа! – позвал он. – Защити нас!

Кровь, нестерпимо яркая в утреннем свете, потекла, оставляя извилистый след, запятнала рукав. Прихожане замерли. Ждали, и Аркам ждал вместе с ними, почти верил, – сейчас она появится, воплощенная богиня, настоящая, та, что должна быть здесь!

Но знал, что этого не случится. Как всегда, из шатра выйдет Миора.

За спиной зашуршал откинутый полог, донеслась легкая поступь. Аркам прижал окровавленную руку к сердцу, повернулся, читая хвалу:

– Огнеглазая, Хранительница, Разогнавшая тьму...

Миора прошла мимо, направилась к возвышению. Длинные одежды струились – золото, багрянец и пламя. На лодыжках звенели браслеты, колыхалось прозрачное покрывало, осколки свет-камня сверкали в короне.

– ...Снизойди, озари, вспомни о нас!

Аркам замолк. Миора остановилась, раскинула руки и запела.

Ее голос, глубокий и ясный, взлетел над склоном, и почудилось – воздух стал слаще. Звуки и чары окутывали душу, смывали боль, дарили уверенность и радость. Аркам не противился, дышал полной грудью, но не мог обмануться. Богиня не сошла к ним, Заря не воплотилась в жрице. Миора делала лишь то, чему ее научили: утешала, лечила, отдавала свою силу. Ту, что пришлые называли магией.

Но прихожане этого не замечали. Кланялись до земли, шептали молитвы, смотрели завороженно.

Будто Миора была настоящей жрицей.

*

Потоки бушевали, грозили разорвать сердце Вийви. Она была готова, ждала, и душа не сжалась, страх не коснулся и не коснется, нет, нет, никогда. Но заискрились оковы, шлем надавил на виски, голос волн обрушился, столько памяти в нем было, столько воли. Морское дно застонало в ответ, корни острова содрогнулись, и Вийви не выдержала, закричала.

Вершитель Приливов предупредил ее, она знала, – с полной водой придет сила, и нужно утаить ее от пришлых, не отдавать. И Вийви не отпустит, удержит эту мощь, кипящую яростью, смертями, изломанными судьбами, след их тянется издалека, с берегов архипелага и большой земли, там, на ненужной войне, случилось что-то страшное.

Неважно, все неважно, нужно лишь исполнить его наказ, остальное потом.

– Отключайте, скорее! Вийви! Что же это…

Оковы разжались, и Вийви выпала из капсулы усилителя. Жадно глотнула воздух, – он пах грозой и солью, звал в сумрачную чащу, в затерянную лощину. Скорее, Вийви, успокой их, ускользни, беги к тому, кто тебя ждет.

Вийви слепо пошарила руками – в глазах было темно. Ее подняли и усадили. Вийви ненавидела время после смены: быстрые прикосновения, чужие пальцы, отдирающие электроды от кожи, уговоры и требования. Выпей раствор, прими таблетки, сиди смирно, всего один укол.

Но сегодня Вийви не вырывалась, не пыталась увернуться. Откинулась на мягкую спинку кресла, не вздрогнула, когда игла ужалила ниже локтя. Мир светлел, зрение возвращалось, Вийви видела столпивших рядом пришлых, их серые комбинезоны и встревоженные лица. Разговоры сливались в единый гул, слова и фразы теряли смысл. Вийви попыталась прислушаться.

– Землетрясение?

– Приборы фиксируют магический всплеск.

– Она его усилила? Перевела на турбины?

– Нет, конечно, видишь, что с ней? Едва жива.

Вийви улыбнулась. Глупые люди, так гордятся своими машинами, думают, что разгадали все тайны мира, а сами ничего не чувствуют. Не замечают, что в ее крови течет мощь, принесенная морем. Не слышат эхо, оставшееся в глубинах земли.

Скорей бы выбраться отсюда, оказаться в лесу.

*

– Зачем ты это сделал? – Миора встряхнула флакон, промокнула салфетку и прижала к ладони Аркама. – У тебя и так уже вся рука в шрамах.

Он поморщился – рану защипало, белая пена запузырилась на коже. Говорить не хотелось, да Миора и не ждала ответа. По дороге домой она молчала, а когда пришли, не позволила Аркаму даже снять жреческие одежды, усадила на скамью у окна, а сама вытащила ящик с лекарствами.

Аркам смотрел, как она бинтует порез, как уверенно скользят ее пальцы, тонкие, все еще перевитые золотыми цепочками. Знала, как остановить кровь, какие таблетки убьют заразу, даже пули вынимать умела. Миоре было семь, когда пришлые забрали ее к себе на архипелаг, и там она провела одиннадцать лет. Служила в поддержке и на фронте успела побывать, но не любила рассказывать об этом. А потом Миору вернули сюда, на родной остров, и совет старейшин признал ее достойным сосудом для богини. На праздничном собрании почетные места занимали чужаки в военной форме, улыбались, поздравляли Миору. Но за каждым их словом Аркаму слышалась невысказанная мысль: «Раз уж вам нужна жрица, пусть это будет та, которую выбрали мы, наша воспитанница».

Вместо настоящей.

– Придется ждать, пока само заживет. – Миора закрепила повязку и отпустила его ладонь. – Эти ритуальные раны магией не вылечить.

Аркам поднял глаза, но она уже отвернулась, встала. Размотала дорожное покрывало, сняла венец – освобожденные волосы упали черной волной. Принялась расстегивать браслеты, и тут Аркам заметил, какими усталыми и изломанными стали ее движения.