Волны разбивают зеркала

1.

Зачем ты так прекрасна? Можно думать,

Что смерть бесплотная в тебя влюбилась,

Что страшное чудовище здесь прячет

Во мраке, как любовницу, тебя!

У. Шекспир «Ромео и Джульетта»

– Тело не трогали? – спросил опер, оттесняя меня к припаркованному у дороги «бобику».

– Нет, – соврал я.

Я вернул на место отогнувшийся край юбки, чтобы не было видно, как жестоко обошелся насильник со своей жертвой. Я только поправил задравшуюся юбку. Это мог сделать и ветер. В то утро ветер был сильный. Он мог. Ему хватило бы сил на это ничего не значащее проявление жалости.

– И пульс не проверял?

Я покачал головой. Мне не нужно было. Ее губы казались совсем черными от запекшейся крови. Один глаз выскочил из орбиты – белый шарик с серым кружком. Другой, полузакрытый, смотрел из-под опухшего века с пустым равнодушием.

Но перед этим она была жива. Она царапала землю раздавленными пальцами, пока ее убийца наносил удар за ударом. Розовая курточка пропиталась кровью. Крови, наверное, было много, ее бурые следы были повсюду, засохшие пятна на коричневой прошлогодней листве.

Я сначала не увидел их. Только ее лицо. Оно стояло перед глазами, словно выжженное на сетчатке. Оно было у меня под веками. Мертвое лицо мертвой девочки.

Как только увидел ее, успел подумать только: «Лина».

Трясущимися пальцами набрал номер, сказал:

– Тут девочка. Мертвая. В парке. На аллее, которая ведет к реке. Ближе к стадиону. Справа.

А в голове билась одна-единственная мысль: «Лина».

Лина. Староста третьей группы. Отличница. Не перфекционистка – просто умница. На первом курсе таких много.

Лина. Не думал, что она ходит в такой яркой куртке. Юбочка, кокетливая, в клетку. Такие сейчас все носят.

Я попытался посмотреть на нее снова. Посмотреть, представляя ее такой, как запомнил на последнем семинаре. Не вышло. Выдавленный болью белый шарик глядел сквозь меня, словно у меня за спиной стоял ее убийца. Замахивался арматурой.

Лина.

Я не мог смотреть на ее лицо. И отвернуться не мог – он нее и так все отвернулись, даже жизнь. А еще я думал о том, что теперь не смогу бегать по этой аллее, не вспоминая это лицо. Этот глаз.

У ноги, испачканной землей, валялся ее мобильный. Чехол с анимешной девочкой. Котенок на брелке. У котенка большие синие глаза, полные звездочек. На глазах у этого котенка убивали его хозяйку.

Лина.

Кто-то в моей голове твердил: «Это не она».

Я вспомнил, что все еще держу в руке телефон. Набрал номер и не мигая глядел на брелок с котенком. Гудки щупали тишину. Я ждал, что вот сейчас ее мобильник вздрогнет и зазвонит.

И когда приедет полиция, им не придется опознавать ее. Не придется показывать родителям страшное фото. Я скажу им…

– Алё, – голос в трубке был сонным и встревоженным.

– Лина?

– Да.

– Извините, ошибся строчкой в списке телефонов. Простите, что разбудил.

– Ничего. Все равно скоро вставать. У вас все хорошо?

Вежливая девочка.

– Да. У меня да. Еще раз извините. Нужно все-таки дозвониться до нужного человека.

– Ок. То есть, до свидания.

– До свидания.

На мгновение мне померещилась на мертвых губах слабая улыбка.

– Знаете ее? – спросил опер, отводя меня в сторону. Я мотнул головой. – Покажите телефон.

– Зачем?

Он отчего-то рассердился, дернул у меня из руки мобильник, потребовал пароль.

– Много наснимал? Удаляй! Давай, при мне удаляй.

Я ввел ключ и протянул ему телефон – пусть ищет.

– Что я, извращенец, такое снимать.

– Все снимают. Кто друзьям показать, кто сразу в сеть. Извини, мужик. Работа такая.

Ему не было жаль. Он ко всякому привык.

– У меня тоже работа, – ответил я. – Я преподаю в университете. У меня таких как эта девочка по двести человек в год на четырех факультетах. И я не знаю, кем надо быть, чтобы слить такое в сеть… Чтоб их родители, бабушки видели… Кем надо быть, чтобы такое сделать?

– Уродом. И среди ваших полно выблядков. Видали. Хоть студент, хоть шпана. Собьются в стаю… а тут девчонка идет вечером по парку одна.

– Их поймают?

Кровь стучала в висках. Голова наполнилась шумом, словно я стоял на дне моря, а надо мной ливень лупил по воде и толкались, набегая друг на друга, волны.

– Сделаем все возможное, – подошел другой опер. – Ваши данные у нас есть. Пожалуйста, не уезжайте из города. Может понадобиться ваша помощь следствию. Если что-то вспомните, о чем сейчас не сказали – звоните.

Он протянул мне визитку, всем видом показывая, что больше мне здесь делать нечего. Какая-то тетка с собакой попыталась подойти ближе, но ее оттеснили, пристыдив, и она увязалась за мной, таща на поводке медлительную пожилую таксу.