Волшебник, дерево, звезда

Волшебник, дерево, звезда

На третий день он кричал. До хрипоты, до боли, до судорог в мускулах. Он кричал, словно весь окружающий его интуитивный мир оглох от стыда и безрассудства. Кричал после трёх дней непрерывного молчания и отчуждённости в бежевых стенах какой-то столичной гостиницы. Господи, эти ковровые дорожки, разъедающие и коридоры, и комнаты в гласном воздухе многоэтажного хозяйского приюта. Странно, что администрация позвонила мне спустя сутки, будто ожидала от него следующих действий, намёков на продолжение сюжета. О его размышлениях писать бы очерки, только до них не добраться. Истина была где-то рядом, вот-вот я собирался ухватить её за холодные фаланги пальцев, но приехал в гостиницу спустя неделю, потому что билет на Рождество купить невозможно. Вот тогда мне и сказали, что он умер.

Немного ранее, в заснеженных окрестностях постылого пейзажа, напоминающего сказочный восторг финских провинций (если не замечать асфальт и рождённую в нём резину), мои ноги забрели в первую попавшуюся больницу. Ситуация оказалась крайне безвыходной, если заставила меня обратиться за помощью к ненавистным эскулапам. Зрение становилось хуже, близорукость приносила в дар черты размытой панорамы. Линзы надоедали своим постоянством, изо дня в день делая медвежью услугу моей всеобщей оптической разочарованности. Отрезок томительной хандры ограничивался утренним и вечерним обрядом – целыми днями скользкий кусок из прозрачного материала позволял мне забыть природную слабость и давал нечто большее, чем периферийное видение и осязаемый свет. Волей чудесного случая, или предрешённой судьбы, я так и не заговорил о своих проблемах ни с одним доктором. Присев на мягкую лавку около кабинета офтальмолога, я заметил рядом пребывающего в задумчивости А. Впоследствии, я всегда встречал его в подобном образе – человека, ожидающего на станции подходящую электричку. Протянув руку, его можно было пощупать – но он находился не здесь, и всегда одёргивался, когда я совершал попытку с ним заговорить.

Я всего лишь спросил его про очередь в кабинет. Он пришёл в сознание, и медленно стал всматриваться в мои глаза. Чувствуя неловкость, я что-то продолжал болтать, но А. сделал жест правой рукой, будто требуя от меня молчания. Потом он приблизился ко мне, продолжая всматриваться в глаза – мгновение, и он приложил свои пальцы к моим вискам, и сквозь сильную зудящую боль в голове моё зрение стало моментально улучшаться.

Чудо ли, навязчивая фантасмагория или пылкость детских мечтаний, вот только я отчётливо помню его хмурое багровеющее лицо, которое все дальше удалялось в хроническом одиночестве больничного коридора. Я мог рассмотреть любую деталь окружающих меня механизмов, любого человека, стремглав пробегающего в туннель озарения. Броситься прочь – и заново ощутить в палитре мыслей контрастные силуэты, живые изображения, дыхание незнакомых мне портретов. Но это было после того, как А. молча ушёл - я не успел опомниться и отблагодарить сказочного целителя.

Потом были похождения в больницу и безуспешные поиски А. Мне не только хотелось отблагодарить его, нет – мне хотелось узнать этого человека, спросить его обо всём на свете, поговорить на важные, как мне казалось, темы. Неделями просиживал драгоценное время в чуждом для меня месте, как однажды споткнулся об молодого фельдшера, который загадочным вопросом остановил меня на выходе. Тогда я и узнал, что чудотворца зовут А. и что про него ничего более не известно. Он появляется внезапно, и тотчас выздоравливают безнадёжно страдающие люди. Было ясно, что парню велено помалкивать, но моё любопытство от этого разгорелось синим пламенем.

А. не был приятным собеседником, временами грубоват и правдив, он отбивал парой фраз всякое желание общения. Я познакомился с ним в той же больнице, застал его в той же медитативной позе, чересчур высветляющей всю внеземную сущность этого человека. Он не был рад мне, и всячески уклонялся от убогих попыток благодарения и предсказуемых, подавляющих разум вопросов. А. позволил носиться за ним по пятам, если мне это и вправду интересно. Это потом в моей голове родилась идея написания книги об этом волшебнике. И эту идею я постепенно хоронил в минорном небытие впечатлений.

Я видел, как он помог молодому солдату избавиться от кошмаров и ужасов войны, которые преследовали его во время засыпания. Он вернул спокойствие в душу, и силу в руки, и тот заново обрёл неиссякаемую охоту к жизни и смог, наконец, предаться мечтаниям во время просмотра какого-нибудь старого мультфильма из детства.

Я видел как он вернул молодого папу буквально с того света, дабы тот смог прожить счастливую жизнь вместе со своей семьёй. Видел, как он вылечил женщину от рака, студента от СПИДа и вернул пару лет молодости бабуле. Я переживал каждый момент, запоминал каждую эмоцию, радовался быстрой спешке убегающего прочь горя, которое вытесняла здоровая и прекрасная жизнь. Я ощущал себя лишним, совсем ненужным и неспособным кому-либо действительно помочь. Но это прошло. С тех пор я делал то, что в моих силах и не жаловался на обделённость небесных подарков или наоборот, их пресыщение.

Прошло несколько недель, с того момента, как он исцелил первого человека на моих глазах. А. стал заметно общительнее, быть может, я оказался первым человеком, который отчаянно хотел с ним поговорить. Вернее, первым настойчивым человеком.

Мы шли по снежной тропе городского парка, лёгкий ветер разрисовывал снежинками видимый горизонт. А. поинтересовался моей жизнью. Я рассказал ему, что подрабатываю в театре и мечтаю помогать людям так же, как он. Потом была улыбка, молчание, и подбежавшая к нему с детской площадки девочка, которая укрывалась за его широкой спиной от снежных лепёшек друзей. А. взял её на руки и всмотрелся в розовощёкий невинный восторг. Маленький шрам на лбу девочки исчез вмиг, как вдруг она провела варежкой по лбу А. и сказала, чтобы он вернул его обратно. Описать удивление волшебника невозможно, а девочка была совершенно спокойна, будто знала А. все свои шесть лет.