Ворон

Дождливое лето

 На дворе стоял серый, пасмурный летний вечер. Моросил дождь. В садах мокли, тяжело склонив головы, потускневшие цветы. На мощённых улицах было пусто: все спрятались в домах, в квартирах и пили копорский чай, сидя за столом и беседуюя с близкими, или читая под светом лампы книгу в старой потёртой обложке. Лишь один запоздалый человек в насквозь отсыревшем пальто и дешёвой шляпе куда-то спешил, скользя на мокрых булыжниках. Дойдя до середины Малой улицы, он скрылся в жёлтом трёхэтажном доме, за которым начинался маленький невзрачный садик с высокой акацией. Продрогшее южное дерево сиротливо жалось к стене, словно надеясь согреться, жадно ловя свет газовых рожков, падавших из двух квартир. В расположенной на первом этаже раздавались весёлые голоса и смех: долгожданного гостя обсушили и посадили за стол, пальто положили возле кухонной печи. Жизнь вовсю бурлила в этой квартире. А верхнюю она словно давным-давно покинула: такая тишина царила там. Мебель, когда-то придававшая комнатам уют, теперь стояла бесполезно; ко многим вещам давно не прикасались. Везде было чисто и холодно, как в музее. Тиканье резных настенных часов вязло в глухой тишине. Казалось, единственным островком жизни оставалась картина - портрет супружеской пары. Крепкий мужчина, с чёрными, николаевскими усами, в пенсне, и темноволосая женщина с мягкими чертами лица стояли и улыбались с полотна. Неизвестному художнику удалось запечатлеть их внутреннюю красоту - от картины будто лёгкими волнами шли тепло и свет.

 Робко звякнул звонок и, испугавшись нарушенной тишины, замолчал. Из одной комнаты вышел молодой человек, лицом походивший на изображённых на портрете, но не светившийся внутренним светом: тусклый и серый. Он медлено прошёл в переднюю и открыл входную дверь: на пороге стояла девушка из верхней квартиры, Светлана Ивановна, дочь фабричного токаря. Она была одета, как обычно, когда не работала, в белую блузку и коричневую юбку.

-Здравствуйте, Александр Николаевич, - мягко улыбнулась девушка.

-Здравствуйте, Светлана Ивановна, - устало ответил Воронов и посторонился, пропуская её в квартиру: разговаривать на пороге считалось неприличным. Лишь в гостиной Александр заметил, что девушка держит в руках несколько конвертов.

-Нам по ошибке принесли ваши письма - Светлана Ивановна протянула конверты. Александр, поблагодаров, взял их и заметил, что она хчет сказать что-то ещё.

-Простите, а вы дочитали "Снежную маску" Александра Александровича? Ион Геннадьевич, говорил, что она у вас.

-Совсем забыл про книгу... Сейчас принесу, - Воронов направился к шкапу, затем, вспомнив о чём-то, на полпути свернул в свою комнату. Не найдя там книги, вернулся к шкапу. Тем временем девушка с едва скрываемым детским любопытством рассматривала комнату. В углу стоял широкий диван, рядом - столик с лампой под зелёным абажуром, с пенсне на раскрытом томе Льва Толстого и пяльцами с незаконченной вышивкой. Казалось, хозяева отошли на минуту и вот-вот вернутся. Но родители Александра навсегда нашли себе приют на церковном кладбище. Их сын до сих пор не мог с этим смириться. Невольно девушка перевела взгляд на портрет. С трудом верилось, что этих молодых и красивых людей не стало.

-Нашёл, Светлана Ивановна,  - Александр отдал сборник, который, видимо, ни разу не открывал. - Ещё раз спасибо за письма.

Закрыв за девушкой дверь, Воронов вернулся в гостиную просмотреть письма. Три из них, присланных родственниками и знакомыми отца, сразу отложил в сторону, а четвёртое привлекло его внимание. На нём угловатым почерком было выведено: "говоривший с Вами в библиотеке", а над "библиотекой" виднелся знак "сигма". Алесандр осторожно вскрыл конверт: в нём лежало короткое напоминание об обещанной встречи за городом, на даче Дурмановых, на пять вечера сегодняшнего дня. Отправитель намеревался продолжить важный разговор, начало которому положила позавчерашняя встреча в библиотеке. Воронов, в последнее время с трудом вспоминавший даже то, что он делал несколько минут назад, болезненно сморщил лоб, вспоминая. Кажется, позавчера Беремир Старославович что-то требовал сделать... Книги. Да, домовой требовал вернуть в библиотеку книги.