Правый жёлтый глаз, чёрное зеркально блестящее оперение, Вероника глядела на зловеще красивого ворона, прилетавшего последнюю неделю каждое утро к её окну, а он смотрел ей в глаза. Странно, его взгляд казался по-человечески осмысленным.
Наверное, это просто порванные, точнее сказать, взорванные в дни горя нервы.
Девушка отвернулась, случайно зацепилась взглядом за своё отражение в зеркале. Бледная, с нездоровой синевой под большими глазами, растрёпанная, худая, в старой рубашке в чёрно-белую клетку.
В давно не стираной рубашке.
В его рубашке.
Она заплакала навзрыд.
Ворон удивлённо повернулся к девушке левым глазом, точнее, ямкой из-под вытекшего глаза. То, что ворон одноглазый Вероника заметила сразу, даже имя ему дала «Óдин». Потому что, кроме горя в её душе было место и для прошлого, заполненного фантазиями, грандиозной энергией творения, которая окутывала их как рыцаря бронёй, как короля мантией, как прекрасную незнакомку вуалью. Никита строил свои миры всегда и везде, он благосклонно впускал в них свою любимую.
Она вскрикнула от боли внутри, сразу заныло сорванное горло. К счастью, её никто не слышал, дом стоял в саду, соседские постройки были далеко.
Вероника вздрагивала всем тшедушным телом, прижимая расстёгнутую рубашку к носу: аромат табака, кофе и ежевичного джема заполнил лёгкие. А ведь муж не курил, просто такой у него был любимый парфюм. Веронике показалось, что Никита рядом. За спиной. Так велико было искушение, что она резко обернулась и ахнула.
Ворон сидел уже на столе и смотрел на неё очень серьёзно.
Вот дура! Впервые за эти дни она не закрыла балконную дверь, занавешенную кисеёй от насекомых.
- Ты, наверное, не знаешь? – голос Вероники в полупустой комнате звучал неестественно потусторонне. – Но! Влетевшая в окно птица – плохая примета. Очень. Говорят, птица прилетает к смерти дорогого человека.
Вероника зарыдала, уткнувшись в подушку. Горло саднило ещё сильнее.
Ворон, прошелестев крыльями, перелетел со стола поближе к кровати, сел на спинку стула и склонил голову к правому крылу. Казалось, он хотел что-то сказать, но не мог.
Вероника села на постели, вытерла длинным засалившимся рукавом нос и осмотрела птицу. К угольно-чёрной лапке было что-то привязано.
Не веря своим глазам, девушка осторожно сняла с лапки скрученное в несколько рядов послание на ткани.
Трясущимися пальцами развернула тряпицу.
«Ступай вслед за вороном», - было написано от руки чернильной расплывающейся строкой.
И больше ничего.
Почерк был Никиты.
Или очень похожий. Вот так точно он писал «р» с небрежно короткой палочкой, так не дописывал верхний хвостик «а», а от «о» оставлял петельку: Вероника разбирала любые его записи без напряжения.
- Гроб ведь был заколочен, - прохрипела Вероника вслух, - Никиты там не было. Я не чувствую его среди мёртвых.
Она его вообще не чувствовала, будто его не было в её измерении больше, но сказать такое вслух не могла.
- Он жив? – Вероника вцепилась взглядом в птицу.
Ворон перелетел на спинку кровати и глухо каркнул, возвращая девушку в её гадкую, мерзкую, отвратительно нереальную реальность мрака, смерти и горя.
- Подожди, мне надо одеться, - подумав, что она окончательно сошла с ума и разговаривает с птицей, Вероника заскользила в ванную, почти не касаясь пола, словно и сама была привидением, а не живым человеком.
Быстро вымывшись под прохладными струями душа, лихорадочно расчесавшись, натянув всю ту же рубашку, она выскочила из ванной, не взглянув в запотевшее зеркало, в страхе: а вдруг птица уже улетела?
Но ворон сидел на подоконнике и рассматривал жирного паука, затаившегося за филигранно сплетённой паутиной. Один кликк, и не стало паука, которого Никита прозвал «дядей Фёдором» за упорство, с которым насекомое выплетало паутину, разрушаемую Вероникой каждый день. Хотя… какое отношение имел паук к упрямому герою мультфильма? Потом Никита назвал паука «маньяком», это было ближе к истине.
- Но такое имя он ему придумал, когда его взяли в команду к троим полицейским, расследующим дело странного маньяка, рисующего символы на стенах. Не паука, Никиту. Дело назвали «Маньяк-граффитист», после того, как появлялись рисунки, неизменно пропадали люди из разрисованного дома, даже если это было нежилое здание. Никита, он… - у Вероники перехватило дыхание, из глаз хлынули слёзы, выплакавшись и вскрикнув несколько раз от невыносимой душевной боли, она продолжила рассказ для ворона с того же места, - был экспертом по судебной психиатрии, но только студентом, правда, уже последнего курса. А ещё он сочинял… детективы… и сказки... для меня.
Ворон оказался неплохим собеседником, он внимательно слушал, склоняя голову то вправо, то влево.
Рассказывая о пауке и расследовании, Вероника натянула джинсы Никиты, его куртку, кроссовки и засунула в карман карточку, немного наличных денег и телефон.