Ворона

Ворона

- Да задолбала ты уже, идиотка тупая! Сколько можно рыгать? Ни пожрать, ни выпить в собственном доме, достала своим выблядком, курица тупорылая! - ругань резко оборвалась оглушительно захлопнувшейся дверью. Владик ушёл.

Катька сплюнула в заржавленный унитаз вязкую жёлтую горечь, спустила воду, прислонилась к стене и закрыла глаза. Слёзы унижения, горячие, быстрые, заливали лицо. А всё из-за тебя, всё из-за тебя, обозлилась, заколотила по раздутому животу, из-за тебя, тварь, из-за тебя! Ребёнок зашевелился, будто уворачиваясь от ударов, и от этого Катьке стало совсем плохо.

Желудок снова скрутило, Катя нагнулась над унитазом и с недоумением и ужасом увидела в ошмётках недавнего завтрака маленькие, пушисто-серые пёрышки.

Владик вернулся только в понедельник утром. Хмурый, похмельный, покидал в спортивную сумку свои вещи, сгрёб ноутбук, буркнул:

- Не жди, деньги на карту кину, - и снова хлопнул дверью.

Катька пришла в офис еле живая от тошноты и переживаний. Ленка Игольцева, секретарша завотдела, тут же заохала:

- Катюша, что случилось? Тебе плохо? Ну иди в подсобку посиди, потом помоешь, а?

- Владик ушёл, - прошептала Катька синими губами. - Меня токсикоз замучал, не выдержал, видно.

- Ну и кто у нас слабый пол? - хихикнула красавица Марьяна, перебирая в косметичке многочисленные флаконы и тюбики. - Хотя выглядишь ты, Катюха, конечно, пипец. Зрелище не для слабонервных. Мужикам красоту подавай, даже если ты в шахте сутками сидишь. Вот я даже в роддоме не расслаблялась. Муж приехал, а я вся такая при макияже, в шёлковой сорочке, Соломон в кружавчиках рядом. Я даже маникюршу прямо в палату вызвала, врачиха мне такой скандал закатила! - Марьяна рассмеялась колокольчиком и подкрасила пухлые губки.

- Мари, ну какие кружавчики, - закатила глаза Игольцева Ленка. - При Катькиной-то зарплате!

- Кто на что учился, - Марьяна пожала точёными плечиками и отвернулась.

- Пойду туалет помою, - сказала Катя и вышла, стараясь держать спину прямо. По полу офиса безмолвно разлетелась горстка тёмных шелковистых перьев.

- Ну что ж вы, милочка, таблеточки не пропиваете? О ребёночке-то о своём думаете? И так патология на патологии, - толстая, пахнущая потом врачиха в упор посмотрела на Катьку, вздохнула и принялась размашисто черкать в медицинской карте.

- Закончились просто, не купила ещё, - пролепетала Катя. - Я куплю после зарплаты.

- Вы ещё и работаете? - врачиха сняла очки. - Катенька, вам покой нужен, свежий воздух, фрукты, овощи свежие. Никакой работы! Все женщины на этом сроке в декрете давно, а вам чего неймётся, господи?

Катька сжала потрёпанную сумочку, в которой лежали триста семьдесят рублей, на которые ей предстояло прожить неделю до зарплаты - от Владика денег она так и не дождалась, пожала плечами, хихикнула:

- Да чего-то неймётся вот, такая я… неуёмная.

После её ухода медсестра нашла под стулом целый ворох глянцевых чёрных перьев.

- Не девка, а ворона какая-то, - пробурчала недовольная врачиха.

В роддом Катьку увезли прямо с работы. Ленка Игольцева приехала тем же вечером, привезла "тревожный чемоданчик", документы и кое-какие продукты.

- Говорю девкам, давайте Катюхе по тыще скинемся, как она жить щас будет, с мелким-то на руках. Жанка из бухгалтерии, сучка, морду скривила: кто её ебал, тот пусть и содержит, мы-то при чём? И тут Супердир наш из кабинета выходит, представляешь! Жанку услыхал и говорит: премии вас, Жанна Игоревна, лишаю в этом месяце. И меня не ебёт, кто вас ебёт! Весь отдел ржал. В общем, вот, держи, скинулись кто сколько мог, на первое время хватит.

Катька потом долго плакала в подушку, то ли от благодарности, то ли от беспросветности и отчаяния, то ли от найденных в пелёнках жёстких птичьих перьев.

Дома Катька не могла усидеть на месте, мыла, чистила, отскребала, стирала, передвигала немудрёную мебель и без конца заглядывала в кроватку полюбоваться крошечным желтоватым личиком маленькой дочки. Как назвать ребёнка, Катя не знала. Она вообще ни о чём не задумывалась в эти дни, летала по квартире взъерошенным воробушком и боялась выйти за порог, чтобы не спугнуть долгожданный и такой хрупкий покой.

Закончилось всё в один миг.

Катька толком не помнила ни своих истошных визгов, ни охающей над кроваткой пожилой соседки, ни красной ухмыльчатой рожи Владика, который собирал по подъезду деньги на похороны.

Стоя у малюсенькой могилки, она не могла понять, что происходит, зачем здесь находится и кто эти люди вокруг. Очнулась лишь на поминках в местной столовке, когда Жанна Игоревна ехидно зашептала ей в самое ухо:

- Так и знала, что зря скидываемся. Ребёночка-то больше нет, так что, Катюша, по совести надо денежки вернуть, а, как думаешь?

Словно третий глаз раскрылся у Катьки на затылке. Моргнул, завращался в разные стороны. Так ясно увидела, как оно дальше будет, что от сердца тут же отлегло.

- Деньги-то дома, в конверте так и лежат. После поминок пойдёмте ко мне, чаю выпьем, помянем мою доченьку и верну, конечно, деньги-то. Теперь и правда они мне зачем...

Жанна Игоревна неловко замялась на пороге.

- Проходите, проходите, - Катька подтолкнула её в спину и зашла следом. За ней в тесную прихожую втиснулись Марьяна, Ленка, ещё какие-то девки из офиса и увязавшийся за Катькой пьяный Владик. Катя поставила чайник, вынула из пакетов блины и печенье, прихваченные с поминок.

- Не стесняйтесь. Давайте мою девочку помянем. Я ведь даже имя ей ещё не придумала, представляете?

- Я придумал, - всхлипнул вдруг Владик. - Машенькой называл, Маричкой.

- Пойду конверт найду. А вы пейте чай, пейте.

Женщины, пряча глаза, взяли чашки, Катя вышла из кухни. Из-под заношенной её юбки посыпались на пол крупные иссиня-чёрные перья.

Перья, твёрдые, острые, безжалостные, царапали горло, кололи глаза, втыкались глубоко в кожу. Обезумевшие от страха люди метались в поисках выхода, сбивали друг друга с ног, хрустели под ногами разбитые чашки. Кто-то перевернул чайник, кипяток брызнул под ноги, скрипнул стол. Жуткие сдавленные хрипы тут же глохли под перьями, которые бесцеремонно лезли в глотки, разрывая рты.