Глава 1. Яромира Руженова

Ботинки касаются грязной черепицы.

Руки вампира разжимаются, и я судорожно хватаюсь за бронзовый штырь.

— Хозяин плохой, — говорит вампир. — Убью хозяина, будешь моя. Хозяева плохие, все плохие. Альгер позаботится.

Он прыгает вниз, бросает меня одну.

Пальцы судорожно хватаются за металл. Он такой холодный, что косточки начинают ныть. Ветер пронизывает одежду, треплет косу. Выбившиеся пряди лезут в глаза. Высоко, как же высоко.

Нет, не смотри вниз. Лучше зажмурься и представь, что тебя нет.

Мамочка, помоги мне…

Черепица едет вниз. Ноги судорожно брыкаются, но найти опору не могут. Срываюсь, проезжая брюхом по оголившимся рейкам. Пальцы сжимают штырь, он такой холодный…

Хрупкий бронзовый лёд трещит и ломается.

Я слышу собственный визг.

Пальцы хватаются за край крыши.

Не смотри вниз…

Но я не могу не посмотреть.

Внизу бушует пламя, всё охвачено пожаром. Жадные языки вздымаются, лижут голые пятки… Скребу по стене отросшими на ногах когтями…

Черепица летит в лицо. Сверху на кровле раздаются гулкие, тяжёлые шаги. Я вижу мужские сапоги. Поднимаю взгляд по штанам и вздрагиваю при виде огромного пуза. Через дырки в пробитой рубашке сочится кровь. Я не хочу видеть его лица, но поднимаю взгляд выше. Выцветшая кожа с чёрными кругами вокруг глаз, обрюзглые щёки, синюшные губы. Мертвяк открывает рот и булькает кровавой пеной.

— Потыкаю! Потыкаю! Потыкаю! — хрипит он и тычет вилами вниз.

Окровавленные зубья почти бьют по пальцам.

Больше не могу держаться.

Срываюсь вниз.

Внутри всё перехватывает, кишки скручиваются в змеиный клубок.

Пламя принимает меня, охватывает… Как же ярко… как горячо…

Меня пожирает бушующий огненный шторм. Не могу дышать, не могу кричать.

Горячие завихрения пламени поднимаются вверх, теребят мои волосы, будто шквальный ветер. Вокруг клубится безумный, раскалённый хаос. Сверкающее золото, переливы меди. Испепеляющий жар. Меня будто разрывает изнутри. Нет! Хватит! Я больше не могу! Почему я ещё не умерла?!

Огонь… вечный, пожирающий… Я просто уголёк в жерле чудовищной печки. Мне не выбраться отсюда. Кожа пылает, лёгкие горят, как после долгого бега, только суше, жарче. Сердце пытается вырваться из груди, а дыхание обращается в сбивчивые всполохи такого же пламени. Пожар снаружи, пожар внутри… В голове клокочет закипающая кровь. Меня распекает, невыносимо, нестерпимо… Как же больно!

Отпустите меня, пожалуйста, я больше не могу! Я не выдержу!

Нет! Нет! Нет!

Я не могу смотреть, но и через веки слишком ярко, ослепительно ярко, будто меня забросило прямо на солнце. Всё сносит, поглощает, выжигает. И я уже не понимаю, где заканчиваюсь сама, а где начинается…

Огонь, только огонь…

Я проснулась от чудовищного кошмара и вскинулась в постели, тяжело дыша. Облизала пересохшие губы и постаралась успокоить сердцебиение.

Страшно пропотела — вся простынь мокрая.

Через занавески на окне лился приглушённый дневной свет, но будить меня никто не стал, хотя корабль двигался. Более того, я обнаружила, что сплю на тахте Рихарда.

Так, подождите… Не помню, как ложилась спасть… И почему на мне ночнушка, которую я из дома прихватила? Такая же страшно пропотевшая, как простынь, и противно липнущая к коже.

Потом я заметила деревянную лохань.

Вчера собиралась помыться, но не помню, чтобы действительно мылась. После всех ужасов у меня сил не осталось, чтобы притащить себе тазик, а эту ванну Рихард никому не даёт. Странно… Я сидела здесь, приходила в себя… Потом стало жарко, как в лихорадке, а дальше… Ничего не помню, что дальше было. Может, вампир сам её притащил, а я всё же содрала с себя драный мальчуковый наряд, отшоркала грязь и прилегла отдохнуть, да так и вырубилась? И никто не решился меня потревожить, даже Рихард. Вон, и волосы все спутанные — явно высохли сами по себе.

Но, блин, почему здесь так пахнет гарью? Ох, а ведь доски лохани с одной стороны почерневшие… Как раз там, где полагается находиться голове купающегося.

Я не успела обдумать эту мысль до конца, потому что дверь скрипнула, впуская свет и дядю Войко.

— Ярочка! — воскликнул он с радостным удивлением. — Слава предкам, мы уж совсем не знали, что делать. Ты как себя чувствуешь?

— Ничего, — я пожала плечами. — Вы не переживайте, я вчера просто очень сильно устала, — босые пятки опустились на коврик.

— Ты погоди вставать, — он подтащил табурет и сел рядом, мозолистая ладонь опустилась мне на лоб. — Вроде нормально, не горячая.

— Дядя Войко, что-то ещё произошло, да? — мои глаза невольно косились на лохань, а в голове начали созревать некоторые подозрения.

— Было дело, — кивнул он и упёрся в колени. — Ты, лапушка, не переживай. Всё обошлось. Я как вторую бочку со льдом притащил, так на спад пошло.