Некоторые думают, что с наступлением суши жизнь Торма замирает. Возможно, в городах и замках так оно и есть. Но что знают жители замков и городов о настоящем Торме? По другую сторону Ограды людей издревле кормит лес. И лес не принесет ничего к порогу, в него надо ходить.
Сегодня Вихор выслеживал ухокрыла на яром берегу Ночь-реки. Как всегда, он предпочитал охотиться в одиночестве и по старинке. Целую ночь провел, лежа в лодке под скрадкой из веток, наблюдая за жизнью ухокрыльей колонии. Ему нравилось следить за размеренной жизнью ночных летунов, неторопливо выискивая «своего». Последнее время, когда выяснилось, что за тонкую и прочную кожу с крыльев в замке готовы неплохо платить, иные ходоки потянулись на промысел большими компаниями. Расставляли сети в местах, где обычно охотятся ухи, или возле их нор, а потом огнём и шумом загоняли их в ловушки десятками. При этом добыча, разумеется, билась, металась, рвала и портила драгоценные крылья, и это Вихру совершенно не нравилось. Стоит ли из жадности откусывать больше, чем можешь проглотить? Сам он не жалел времени на выбор добычи. Высматривал уха покрупнее, с чистой и яркой шкурой, но обычно немолодого: такой быстрее умотается, кружа в ночном небе, и будет менее осторожен, когда под утро спустится к водопою. Это, пожалуй, единственный случай, когда ух оказывается на земле один, без дружной толпы сородичей. Тут уж охотнику надо не оплошать, броситься точно со спины, коленями прижать крылья к земле как можно ближе к телу, надёжно ухватить добычу пониже перепончатых ушей и вогнать нож между затылком и шейными позвонками. Если всё сделано правильно, ух умрёт быстро, без борьбы и лишних страданий, а значит, не будет ни плеска, ни воплей, способных всполошить всю колонию. Но даже в этом случае Вихор предпочитал после удачной охоты вернуться в свою скрадку и ждать, пока день не загонит ухокрылов в норы. Что бы там ни рассказывали в кабаке некоторые хвастуны, не под силу человеку отбиться от целой стаи разъяренных ухов, ведь даже самый мелкий и худосочный из них имеет острые зубы, длинные когти и размах крыльев локтей в пять. Порвут в лоскуты и как звать не спросят.
В этот раз Вихор высмотрел для себя красивого крупного уха. Он отличался от прочих серебристо-серой мастью и необычной манерой охоты. Большинство ухов либо догоняют свою добычу, следуя за ней по пятам, либо кружат по привычному им маршруту, хватая то, что попалось по пути. Этот же был хитёр. Вспугнув кролика, он не мчался следом, а без торопливости летел в ту сторону, куда зверёк заложил петлю. И незадачливый грызун почти сам прыгал ему в зубы. А еще серебряный, в отличие от многих других ухов, не опускался, чтобы попить, на одно и то же место. Понаблюдав за ним подольше, Вихор, правда, понял, что у того всё же есть несколько любимых водопойных мест. Это осложняло дело, но не намного: оставалось только устроить засаду в одном из них и терпеливо ждать.
В первую ночь удача была не на стороне Вихра, ни один ух так и не опустился рядом с его скрадкой. Что ж, он был готов ждать, сколько надо, а пока наблюдал, как недавно вставшая на крыло молодёжь играет в воздухе, а взрослые ухи охотятся, делят добычу или отдыхают возле нор. Серебряный тоже был где-то там. Вихор заметил его, но сильно приглядываться не стал, чтобы потом душа не саднила.
Чтобы была возможность как следует отсыпаться после ночных засад, Вихор давно построил себе в этих местах заимочку, маленький домик, спрятанный в ветвях раскидистой ветлы. Наскоро перекусив, он уже совсем было собрался завалиться спать до вечерней зари, когда услышал какой-то странный шум и пронзительные ухокрыльи вопли со стороны Ночь-реки. «Что еще за переполох? Сходить что ли поглядеть?» — подумал Вихор и присел на порог, поправляя на ноге обмотку. Только это его и спасло. В ветвях вдруг затрещало, полетели во все стороны обломанные побеги и листья. Какой-то перепуганный, ослепший на дневном свету ух проломился сквозь кусты, врезался в ветлу, заметался, а потом, увидев кусочек спасительной темноты, не разбирая дороги, кинулся в него. И этим самым кусочком оказалась открытая дверь Вихровой избушки. «Вот ведь ракшасьи выродки, — мрачно подумал Вихор, — опять ухов сетями ловят. Теперь мне только собирать мотули да топать домой. Колония-то после них седмицы три будет гудеть, как осиный улей, и бросаться на всё подряд. Хотя нынче, похоже, и мне кое-что перепало.» И он торопливо захлопнул дверь. Внутри загрохотало, посыпались на пол какие-то вещи… Не дожидаясь, пока ух в панике расшибется сам или разнесет пол дома, Вихор подхватил топорик. Если сейчас резко открыть дверь, то яркий свет ослепит ночного летуна. Он на долю мгновения замрёт, прекратив метаться и лупить крыльями, и тут уж, охотник, не зевай.
«Ну, Маэль в помощь», — пожелал сам себе Вихор. Распахнул дверь, кинулся вперед, резко и коротко замахиваясь обухом топора, и… не смог ударить. Рука не поднялась. Это была уха. Перепуганная, дрожащая, как осиновый лист, она стояла, вжавшись спиной в дальний угол, и прижимала одним крылом к груди крохотного младенца с мягкими розовыми крылышками. Второе её крыло было перебито и беспомощно волочилось по полу. Вихор неосторожно переступил с ноги на ногу. Уха тотчас же отчаянно закричала, кинулась лбом в стену, упала и замерла, дрожа. Уже с оглядкой, стараясь не делать лишних движений, Вихор набросил на неё рогожку, лежавшую на полу. Уха повозилась под ней немного и притихла. «Мда, дела, — сказал Вихор. — И как мне теперь с тобой быть?» Впрочем, сказал он это просто так, чтобы уха слышала, где он стоит, и не пугалась. Сам он прекрасно знал, как следует быть дальше. Если не сумел убить, то надо помочь бедняге хоть чем-то да выпустить поближе к дому. Прежде всего — осмотреть покалеченное крыло. Потихоньку приговаривая всякую успокоительную ерунду, Вихор приблизился и грустно покачал головой. Крыло выглядело скверно: перепонка между пальцами была изорвана в нескольких местах, из раны на предплечье торчали обломки костей. Зубатке понятно, что трогать крыло нельзя, ведь от боли уха опять начнет метаться и, чего доброго, покалечит и самозваного лекаря, и собственного младенца. Но у Вихра на всякий случай была припасена особая фляжка — с хорошей, крепкой самобулькой, настоенной на маке. Вихор взял кружечку, плеснул из заветной фляжки пальца на два, потом подумал и разбавил вдвое водой. Кто их, ухов, знает, как у них насчет хмельного. Вдруг вовсе нельзя? Себе тоже налил, но уж из обычной фляги. Теперь надо было придумать, как напоить уху, ничего не пролив.