Временная мама для дочери соседа

Глава 1. Царев

— Хочу, хочу, хочу! — верещит своим писклявым, тонюсеньким голосом Бусинка, подпрыгивая на стуле.

У меня на плече мобила, под ногами тявкающая Псина, в сковороде дымящийся окорочок, а на важном договоре арахис в растаявшей глазури.

— Хочу! — громче кричит Бусинка.

Это было первое слово, которое она сказала в своей жизни. С тех пор «Хочу — и точка» — ее жизненный принцип.

— Ангел мой, — обращаюсь к ней, как можно сдержанней, убирая банку шоколадно-ореховой пасты в холодильник, — сначала надо поесть курочку.

Из головки ангела тут же вылезают рожки.

— Не хочу курочку! — куксится, насупившись и ручонками обхватив плечики.

Ненавижу, когда она так смотрит. Словно я монстр.

— Константин, ты еще на связи? — подает голос мобильник.

Зажимаю его между плечом и ухом, беру деревянную лопатку и пытаюсь перевернуть окорочок в шипящем масле.

— Да-да, Рубен Давидович! Я в метро… Тут очень шумно…

— В метро? — удивляется Рубен, начиная подозревать, что я ему лапшу на уши вешаю.

Какое к черту метро? А Лексус мой куда делся?

— Малая вчера сок пролила в тачке. Угнал на чистку в сервис.

— Поспеши, сынок, — делает он вид, что верит моей брехне. — Китайцы не любят ждать.

Брызнувшее масло обжигает руку. Мобильник выпадает прямо в собачью миску с водой. Псина юркает в сторону, мордой цепляется за юбчонку Бусинки, и та летит кнопкой в пол.

Перед моими глазами проносится вся жизнь. За долю секунды успеваю подхватить малявку на руки, а уже потом отключаю плиту, достаю мобильник из миски, открываю окно проветрить и с тоской гляжу на испачканный договор.

Это не жизнь. Это дурдом.

Единственная няня, которая как-то сумела поладить с Бусинкой, умудрилась выйти замуж за турка и свалить в Стамбул. В пятьдесят три самое оно экспериментировать с замужеством! А детсады для меня ад. Осточертели звонки воспитательниц и заведующих посреди совещания с жалобами, что Бусинка разбила нос Васеньке или сломала куколку Леночки. Еще эти яжмамки в чатах и те, кому одиноко по вечерам. Бр-р-р!

Передергиваю плечами, вспомнив те печальные времена. Развлечение не для чувака, на плечах которого серьезный бизнес.

— Ты меня не люби-и-ишь! — начинает хныкать Бусинка.

— Люблю, — отвечаю на автомате, возвращая ее на стул.

Не представляю, что делать с договором. Только недоумок подпишет бумагу в шоколаде. Значит, китайцев мы упустим. А без них плакало все, что я построил.

Воскресенье. Лидочка и не подумает приехать в офис распечатать еще один экземпляр. Она даже на звонок не ответит. И ключи от приемной не даст, даже если лично к ней заявлюсь с огромным букетом цветов, шампанским и ее любимыми пирожными. Пароль-то от компьютера я давно знаю. Только Лидочка способна вбить «сдохнитварь». Такая милая…

— Не люби-и-ишь! — продолжает завывать Бусинка.

Псина уже дерет коврик «Добро пожаловать» у входной двери. Правильно делает. Слишком упоротая надпись для нашей берлоги.

— Люблю, — отвечаю тем же тоном, вытираю мобильник полотенцем и в паутине давно разбитого стекла отыскиваю номер Лидочки.

Сам себе подписываю смертный приговор. Теперь в свой обеденный перерыв, наминая бургеры, она будет метать дротики в мое фото, а не Рубена.

— Константин Сергеич, выходной же, — вздыхает она устало, наверняка уже плетя куклу Вуду в мою честь.

Спорить с ней о том, что в нашем деле понятие «выходной» абстрактное, бессмысленно. У Лиды пятидневка, с восьми до пяти и четким обеденным перерывом. Как жаль, что моя личная секретарша ушла в декрет. С тех пор словно весь мир повернулся ко мне жопой.

— Лидочка, радость моя, — растягиваю я лыбу во всю челюсть, — выручай. Китайцы меня на шашлык для Рубена пустят, если через двадцать минут я не явлюсь на встречу с ними.

— Нет, не люби-и-ишь! — не перестает Бусинка, нервно болтая ножками.

В коридоре скулит Псина, завернувшись в коврик и не зная, как из него вылезти. Зачем я вообще взял этого йоркширского терьера?!

— Так вызовите такси, номер у вас вбит в книге контактов, — вещает мне истину Лидочка.

— Нет-нет-нет, только не бросай трубку! — прошу я ее, вылетая в коридор и вытряхивая Псину из коврика. — Я испортил договор. Это наш экземпляр. На нем сегодня должны появиться китайские каракули. Если я просру контракт, Рубен сделает каракули из меня.

— Это ваши проблемы, Конст…

— Лидочка, но ты же девочка. Красивая, добрая, ласковая…

Сам не знаю, откуда столько комплиментов с языка слетает для Лидочки весом в сто двадцать килограммов и с черным поясом по каратэ. Ее даже Рубен боится. Взял в секретарши, только потому что ревнивая жена настояла. Но в командировках таскает с собой Вику. Она в делах сечет и всегда согласна помочь лучшему другу семьи. Единственная, ради кого я еще терплю и Рубена, и Лидочку. Не свела бы она меня с ними, так и прозябал бы в тени со своим малым бизнесом и огромным багажом продуктивного ума.

— Я же сказала, не люби-и-ишь! — продолжает реветь Бусинка. Пытается выдавить слезу, актриска.

Возвращаюсь в кухню, хватаю ее под мышку и тащу в комнату.

— Лидочка, ты же понимаешь, что если сейчас все выгорит, я тебя неплохими премиальными награжу. Помимо тех, что тебе Рубен отвалит. Другой помощницы у меня нет.

Залезаю в комод, достаю первое попавшее под руку платьице, но не угождаю Бусинке.

— Оно мне не нравится! — психует она. — Хочу зеленые штанишки!

— Зеленые штанишки в стирке, — бормочу ей, прикрыв мобилу. Не хватало только, чтобы Лидочка узнала, что я остался без прислуги.

— И сколько я получу? — идет на контакт та.

— Не знаю. Зависит от того, сколько Рубен даст. Половину от его суммы?

— Нет, Константин Сергеич, называйте твердую цифру.

Этого следовало ожидать. Лидочка палец о палец не ударит, если ее не замотивировать.

— Сколько ты хочешь?

— Сто косарей.

СТО КОСАРЕЙ?! ЗА РАСПЕЧАТКУ ГОТОВОГО ДОГОВОРА?!