Время для честности

Время для честности

Весь обратный путь из Англии во Францию для Анри д’Эрбле был словно затянут пеленой тумана, сквозь которую смутно угадывались очертания людей, зданий и предметов. В последнее время в его жизни одно за другим следовали невероятные события, каждое из которых переворачивало мир Анри с ног на голову. Сначала он узнал, что его настоящим отцом является аббат д’Эрбле, тот самый Арамис, один из четверых легендарных мушкетёров, о которых слагали легенды при дворе и пели нетвёрдыми голосами подвыпившие посетители таверн. Потом он совершенно неожиданно для себя влюбился в странного юношу, Жака д’Артаньяна, самого красивого и дерзкого молодого человека, которого Анри когда-либо встречал. Затем выяснилось, что этот юноша – вовсе не юноша, а девушка, дочь д’Артаньяна, унаследовавшая от отца неукротимый нрав и прекрасное умение фехтовать. И под конец отец Анри вернулся с того света вместе с остальными мушкетёрами в тот самый миг, когда их детей пытались сжечь заживо.

Каждого из этих событий было достаточно, чтобы свести человека с ума, и Анри удивлялся, как это он ещё умудрялся оставаться в трезвом уме и здравой памяти. Единственным, кто мог понять его чувства, был, пожалуй, капитан Леон – потрясение, которое он испытал, узнав, что Портос, барон дю Валлон де Брасье де Пьерфон, – его отец, а Анжелика, которую он так упорно преследовал, – единокровная сестра, должно быть, было сравнимо с тем, что испытал Анри. Впрочем, капитан довольно быстро взял себя в руки и во время возвращения в Париж ничем не выдавал своего волнения – только взгляд его был постоянно устремлён на Портоса, и Леон отрывался от отца лишь затем, чтобы посмотреть на сестру.

Анри знал, что мог бы ненавидеть капитана королевских гвардейцев за убийство Арамиса, но не испытывал ни капли враждебности. В конце концов, Леон всего лишь выполнял свой долг, сам Арамис ни в чём его не обвинял и упоминал об их схватке возле Локмарийской пещеры с лёгкой усмешкой, а Анри в то время, когда погиб аббат д’Эрбле, ещё не знал об их родстве. Раздражение, которое Леон вызывал у него, неотступно преследуя четвёрку детей мушкетёров, сошло на нет, уступив место сочувствию и даже уважению. Теперь сын Портоса был одним из них, и Анри готов был принять его в ряды своих друзей.

Отдых и трапеза требуются даже самым сильным и выносливым людям, даже тем, кто недавно вернулся с того света или едва не отправился туда. Именно поэтому мушкетёры и их дети остановились передохнуть на небольшом постоялом дворе. Они исходили из того, что де Круаль, де Жюссаку, их кучеру и лошадям тоже необходимо где-нибудь сделать остановку, подкрепиться самим, накормить и напоить лошадей, так что мушкетёры не потеряют много времени. День клонился к вечеру, и в маленьких окнах гостиницы виднелось тёмно-синее небо, расчерченное ветвями деревьев. В воздухе пахло свежестью, прохладный ветер остужал разгорячённые после долгой скачки лица и тела.

Мушкетёры и их дети сидели все вместе за одним длинным столом. Атос вполголоса расспрашивал Рауля насчёт полученной им в схватке с монахами раны. Рауль держался молодцом, но бледность и стеснённое дыхание выдавали тяжесть его ранения. Портос негромко басил, рассказывая какую-то историю времён своей бурной молодости. Леон слушал его, как зачарованный, не отводя взгляда, Анжелика тоже, хотя наверняка слышала этот рассказ не впервые. Д’Артаньян с Арамисом при активном участии Жаклин обсуждали план дальнейших действий. Анри, допив своё вино, тихо поднялся и вышел, внезапно почувствовав свою ненужность, и направился к конюшне – проведать лошадей, а заодно привести в порядок собственные мысли.

Жаклин! Это имя песней звучало в его ушах, звенело колокольным звоном, рассыпалось стуком падающих градом бусин, шелестело листвой и рокотало морской волной. Жаклин, не Жак, Жаклин д’Артаньян, единственная дочь маршала Франции, которая зачем-то переоделась в юношу и пустилась на поиски приключений, такая же безрассудная, как когда-то её отец. Анри едва не свело с ума чувство неопределённости – до того, как она прошептала д’Артаньяну «Я ваша дочь», он не знал точно, Жак перед ним или Жаклин, юноша или девушка, и то, что он полюбил это странное двуполое создание, полюбил без оглядки, пугало его больше всего. Конечно, он и раньше влюблялся – был грех и с миловидной служанкой в замке герцога де Лонгвиля, и с одной небогатой дворяночкой, подругой детства, а уж сколько было тайных перемигиваний, заигрываний, двусмысленных комплиментов, переданных из перчатки в перчатку надушенных записочек, украденных поцелуев в углу! Но это всё было пустое, мираж, дым, рассеявшийся при первых лучах беспощадного солнца. Можно ли сравнить этих кротких, нежных, пахнущих духами барышень с девушкой-воином, которая бесстрашно отбивалась от противников шпагой или кочергой!

Анри погладил пофыркивающего коня по морде, заглянул в его большие глубокие глаза, обрамлённые густыми длинными ресницами. Другие лошади дремали или сонно жевали сено, изредка переступая с ноги на ногу. В конюшне было тихо и спокойно, слабый свет фонаря, принесённого Анри, почти не рассеивал окружающую темноту. Здесь было прекрасное место для того, чтобы сесть и подумать о своих чувствах... до тех пор, пока сзади не послышались еле слышные крадущиеся шаги.

Анри, разом вспомнив о монахах, которых отцы-мушкетёры могли не добить, гвардейцах, которые запросто могли обернуться против своего бывшего командира, и де Круаль, которая могла подстроить любую каверзу, резко развернулся, выхватывая шпагу, и, щурясь, вгляделся в темноту.

– Спокойно, Анри, я не собираюсь нападать на вас! – из тени медленно вышла Жаклин д’Артаньян. Он с облегчением выдохнул, убирая шпагу обратно в ножны.

– Ох, это вы... Я теперь ожидаю любой опасности – после того, как нас столько раз пытались убить.