1
Небольшой городок в Богом забытой части Европы.
По вечернему небу летел одинокий ворон, старый и мудрый, летел прочь из города, над развалинами замка. Как будто испугавшись чего-то, он вдруг вспорхнул, поднялся ввысь под самые облака. Но, заметив двоих людей, таких маленьких сверху, вернулся, тревожно прокаркал, словно предупреждал, и, чуть покружив, улетел…
Она бежала к нему, легко перепрыгивая через острые булыжники – остатки каменных стен. Развивавшиеся под дуновением теплого дыхания лета рыжие волосы горели колдовским пламенем в свете заката.
Он не мог отвести восхищенного взгляда и с нетерпением ждал, когда она, вскочив на один из больших валунов, прыгнет в его объятия. Юноша всегда вставал именно рядом с этим камнем, сверху гладким, а с одной стороны похожим на лицо старца.
И вот, под звонкий смех он поймал ее и мягко поставил перед собой. Каждая их встреча начиналась именно так: он смотрел на любимую, бегущую к нему в ауре заката, ожидая возле камня, ловил ее в грациозном прыжке…
- Здравствуй, Изабелла.
- Здравствуй, Алан.
- Сегодня ты задержалась дольше обычного…
- А могла и еще дольше… - она рассмеялась, как показалось юноше, что-то вспомнив.
- Почему?
- Матушка наказала заштопать рубашку отцу…
- Поэтому?
- Если бы я взялась, то точно провозилась бы до темноты. Знаешь, сколько там дырок!
Юноша усмехнулся:
- Чего же так много?
- Вот у него и спроси. Ты слушай, что я придумала. Там матушка развесила другие вещи после стирки… ну, чтобы сушились. Так они как раз высохли, а среди них еще одна отцовская рубашка, - и снова, по-детски, засмеялась.
- И ты их поменяла?
- Догадайся с трех раз.
- Умница! Лучше никому и не придумать.
Она прильнула к любимому, поднялась на цыпочки (он был чуть выше) и посмотрела в его темно-карие, почти черные, глаза, а юноша – в ее, изумрудно-зеленые, как колдовской омут…
Молодые и счастливые, они слились в долгом поцелуе. Солнце почти скрылось, костер горизонта медленно потухал. Но они не спешили, еще целая ночь впереди. А завтра – новый день и вся жизнь… так они думали…
***
Сын, смущенно склонив голову, подошел к отцу, сидевшему за резным деревянным столом и ведшему какие-то подсчеты на абаке.
- Отец…
Мужчина задумчиво исподлобья посмотрел:
- Чего тебе, Алан?
- Я… - парень замялся, - Э-э… я…
- Говори толком! Чего мямлишь, - отец грозно свел густые брови, - Натворил чего?
- Нет-нет, ничего, отец. Я просто хочу… просто решил… нет, я… - скороговоркой проговорил юноша, на мгновение замолчал и вдруг выпалил, - Женюсь!
Купец только крякнул от неожиданности, почесал седеющую бороду.
- Н-да. Кто же сия особа? Каких кровей? Много ли приданного сулят?
Алан засеменил по комнате. Он был смущен разговором, хотя начал его сам, и даже не думал, что вспылит:
- А тебя, отец, интересует только богатство! Своих денег не достает?!
- Что?! – купец вскочил со скамьи, - Что, щенок?! Запорю! Отвечай быстро! Кто она?
Естественно, нить разговора была утеряна, и лучше бы юноше продолжить тему в следующий раз, но молодость, порою, безрассудна:
- Крестьянка!
- Крестьянка, ты сказал?! Да чтобы сын уважаемого всеми купца привел в дом какую-то… нищую тварь?!
Лицо Алана скривилось, как от пощечины, он даже немного отшатнулся:
- Не смей… ее так называть…
От таких слов сына гнев отца разгорелся еще больше:
- Как?! Не смей?! Кому указывать вздумал?! – он замахнулся, но в последний момент отвел руку, - Запрещаю! Не будет тебе моего благословения! Только посмей на этой свинопаске – и ты не сын мне больше, не видать тебе наследства!
- И не надо! Я люблю ее!
- Посмотри на себя, щенок! Люблю! Как любил, так и разлюбишь! Останешься без кола, без двора – взвоешь на следующий день! Одумайся, последний раз тебе говорю! Одумайся! Пока не поздно!
- Я решил…
- Одумайся, - из легких купца уже вырывался медвежий рев.
- Я женюсь на ней…
Отец подскочил к сыну и, размахнувшись, ударил его кулаком по шее:
- Убирайся! Вон из моего дома!!!
Из глаз Алана брызнули слезы.
- Пожрешь день-другой со свиньями, сам на коленях приползешь прощенья вымаливать! Мигом дурь из башки вылетит! Вон!
Юноша выскочил из дома, зло хлопнул дверью и…
И кто бы знал, что эта маленькая семейная драма перерастет в трагедию. Будь юность менее вспыльчивой, а зрелость более терпимой к другим, все бы тогда случилось иначе…