Время шипов 2

Пролог

– Помогите!

– Скорей!!!

– Сделайте же что-нибудь, даме дурно!

Взволнованные голоса, слегка приглушенные, чтобы соответствовать траурной обстановке, заставляли публику поворачивать головы и всматриваться в полумрак часовни, но особого впечатления не производили. В домашнем храме особняка князей Фаэлир было необыкновенно душно, и неудивительно, что симпатичная рыженькая барышня все-таки сомлела в этой атмосфере показного горя и реального отсутствия кислорода, еще и насквозь пропитанной навязчивым запахом лилий.

Уже полгода вилла принадлежала весьма известному в городе банкиру Ирифу Яне, но столица упорно продолжала называть ее именем прежних владельцев, с последней представительницей которых сейчас и прощалась. Когда на закате леди Илэйн отправится к всеблагим, никого больше из высокого рода темных князей Фаэлир по эту сторону грани не останется. По крайней мере, у большинства присутствующих сомневаться в этом факте особых причин не было.

Толпа, собравшаяся, чтобы проститься с бывшей женой обоих владельцев дома – прошлого и нынешнего, никак не хотела редеть. Наоборот, казалось, что народ с каждым часом лишь прибывает. Не то, чтобы леди была слишком популярна в городе, но в последний год о ней пошло столько неоднозначных сплетен и слухов, что многим захотелось увидеть ее собственными глазами, пока такая возможность еще есть. Ну и на особняк, обычно публике совершенно недоступный, чего б заодно не поглазеть?

Так что ручеек жаждущих сказать последнее «прости» бывшей княгине и банкирше целый день тек через часовню, становясь с каждой минутой лишь полноводней.

Большинство горожан и горожанок молча и неспешно проходили мимо постамента с гробом; вытянув шеи, заглядывали в него, пытаясь рассмотреть точеное, лилейно бледное лицо и тяжелое траурное платье, сплошь расшитое золотом и аметистами; не слишком искренне отвешивали ритуальный поклон и столь же неторопливо, в общем потоке, двигались к противоположной двери – на выход. К свету и воздуху. Правда теперь разглядеть и запомнить пытались уже не покойницу, а обстановку: несколько рядов потемневших от времени резных скамей с бархатными сиденьями; потрясающей красоты мозаичные фрески, эффектно посверкивающие в полумраке благодаря встроенным в стены золоченым светильникам; недавно замазанные, но упорно проступающие сквозь побелку на потолке гербы прежних владельцев... В принципе, большинству любопытствующих этого вполне хватало.

И лишь изредка кто-нибудь отделялся от этого потока, чтобы положить бледную розу к ногам покойной или вознести за нее тихую молитву, присев на одну из скамей рядом.

Уже второй день прощание шло по накатанной, обходясь без неожиданностей и расхолаживая многочисленную, но малозаметную охрану. Собственно, и обморок, приключившийся с барышней, неожиданностью было не назвать – удивляло скорей, что такого не случилось раньше. И не упади девица в сторону покойной, едва не своротив гроб, это и происшествием бы никто не посчитал.

А так да, охранники здорово взбодрились, пытаясь удержать от падения тяжеленную, изукрашенную медными цветами конструкцию с телом внутри. Да потом еще и барышню пришлось приводить в себя и выпроваживать – та вместо этого все время норовила присесть на одну из резных лавок… Но в целом внезапная суета скорее скрасила охранникам нудное дежурство, чем вызвала раздражение.

И никто из них не заметил, что высокий монах, сидевший на задних скамьях с самого края, неспешно поднялся, поглубже надвинул капюшон широкого серого плаща, полностью скрывая лицо, и шагнул вовсе не к выходу, а в дверь, ведущую к внутренним покоям.