Время волка

пролог

Повинуясь напору тающего на вершинах ледника, ручей, проложивший себе дорогу через лесную опушку, резвым потоком несся в ущелье. Оленька знала, что через несколько сот метров течение его оборвется, и он сверзнется со скалы стылым гремящим водопадом, чтобы там, в долине, превратиться в озерцо и, успокоившись, наконец, уйти под землю, напитывая живительной влагой нищие горские поля.

По берегам ручья, среди серовато-коричневых скал, подернутых уже зеленым маревом свежей травы, то тут, то там горели оранжевыми фонариками дикие маки. На другой стороне ручья, там, где на склон карабкались молодые деревца, упираясь в стену старого сосновника, видна была тропка, ведущая к святилищу. Люди здесь появлялись редко. Раз в году мужчины с ритуальными пивом и пирогами шли к святилищу на молитву да в засушливые лета приходили женщины полить святилищный камень топленым молоком, вызывая дождь.

Оленька любила эту речушку, появлявшуюся здесь лишь в жаркие и дружные весны. Вот и теперь она прибежала сюда, чтобы получше рассмотреть отцовский подарок. Плюхнувшись на плоский нагретый сланец, она развернула небольшой сверток и стала рассматривать новенький кожаный поясок. Поясок был чудо как хорош! Мягкая, все еще резко пахнущая кожа была украшена тремя серебряными бляшками. Вместо пряжки на поясе красовалась чешуйчатая ящерка с изумрудными глазами. Оленька даже ахнула от восторга. Провела рукой по прохладной поверхности металла, аккуратно потрогала кончиком пальца камешки-глазки, отчего ей на секунду показалось, что серебряная ящерка подмигнула своей новой хозяйке. Налюбовавшись, она стала разглядывать остальные украшения. Две другие бляшки изображали лань и медведя. Медведь – это, конечно, отец. Его так и зовут все – Арс – медведь. И действительно, похож отец на хозяина леса, очень похож. Такой же сильный и нелюдимый. Любит он только ее да мать, да лес еще. Не поймешь, кого больше. Их с мамой или лес. Наверное, - подумала Оленька, - все-таки меня он любит больше. Иначе зачем бы подарил такой обережный поясок? Вот то-то. А лань – это мама, тут и гадать нечего.

Девочка перевернулась на спину и стала любоваться, как разбегаются от пояска солнечные зайчики.

Разморенная жарким солнцем и теплом плоского камня, Оленька сама не заметила, как заснула. Разбудил ее отчетливый шорох в траве возле камня. Привыкшая много времени проводить в лесу, девочка мигом проснулась и поджала ноги. Заполошно, все еще спросонья, она покрутила головой, но ничего не увидела. Только блеснул на тропке, ведущей к святилищу, зеленоватый солнечный зайчик. Оленька пошарила рукой рядом с собой, оглянулась, но пояска не было. Потеряла – испугалась она и, сдерживая слезы, начала обшаривать траву вокруг камня. Отцовский подарок пропал. Девочка вскочила на ноги и бросилась через ручей по тропинке - туда, где блеснул странный отсвет. Тихая обычно тропка теперь гудела от неясного шороха, трава по бокам колыхалась, вспучивалась, шипела на разные голоса. Оленька пригляделась и замерла в ужасе. В пыли тропинки, в траве рядом, свившись клубками и поодиночке ползли змеи. Их были сотни, а может, тысячи. Маленькие и большие, медно-розовые, зеленые, черные, желтоухие стальные полозы и юркие маленькие полосатые гадюки, медлительные вороные кошачьи змеи, поглядывающие на незваную гостью своими суженными вертикальными зрачками. Они медленно двигались к святилищу, ощупывая путь тысячами раздвоенных тонких языков. Остолбенев от ужаса, Оленька зажала рот ладошкой, чтобы не закричать, но змеи почувствовали ее, приподнялись над землей, повернули головы и угрожающе зашипели. Девочка обмерла, когда ног ее коснулась теплая чешуйчатая кожа. Сделав над собой усилие, чтобы не броситься бежать, она перевела взгляд вниз – возле ее ног, извиваясь и вздыбливая дорожную пыль, ползли две оранжевые медянки, упираясь головами и щекоча языками загорелые девчоночьи ноги, будто подталкивая ее уйти с их пути. Оленька, не помня себя от страха, сделала несколько шагов по тропинке. Змеи под ее шагами расползались, уступая ей место. Свиваясь в многоголовый клубок, они потеряли всякий интерес к девочке, и та, осмелев, последовала за ними. На святилищной поляне лежал серый клочковатый туман. Огромный валун, заброшенный в это место могучей рукой ледника сотни лет назад, блестел темными маслянистыми подтеками. Вокруг него узорчатыми перекатами кружились в траве змеи. Наползая друг друга, переворачиваясь, свиваясь и вновь кидая вперед собственное тело, они двигались вокруг камня, будто исполняя какой-то замысловатый танец. Шорох их чешуи, шипение наполняли воздух над поляной.  Девочка остановилась. В разноцветном клубке свившихся у камня змей ей почудился знакомый зеленоватый отблеск. Ступив на поляну, она тихонько двинулась к камню. Из-под ее ног метнулись врассыпную короткомордые змееныши, похожие на червяков-переростков. Кружащиеся гады не обращали на нее внимания, и девочка с удивлением отметила, что под сенью святилища не испытывает больше никакого страха. Лишь любопытство толкало ее вперед, туда, где в пасти гигантского полоза, опутавшего святилищный камень, блестел изумрудным светом яркий камешек. Полоз, подняв над камнем массивную голову, колыхаясь из стороны в сторону, широко раздувая щели ноздрей, обратил на девочку белесые слепые глаза. В старых истершихся зубах его переливалась матовым зеленым светом большая круглая бусина. В глазах у Оленьки потемнело. От бесконечного шипения и навалившегося ужаса накатила дурнота. Девочка протяжно вскрикнула и рухнула наземь.

Очнулась она от тяжелого смрадного дыхания, бившего ей в лицо. Открыв глаза, она увидела нависшую над лицом пасть. С розового мокрого языка на нос Оленьки капнула слюна. Змеи исчезли, а над Оленькой, широко раскинув лапы, возвышалась серая косматая волчица. ­­Оленька зажмурилась, закрыла лицо руками, но волчица лишь лизнула Оленькины ладошки и пропала.