Все будет хорошо, слушай (ся)

Глава 1

Наверняка в ней есть что-то хорошее, только в этот вечер я ничего не нахожу. Они выходят. Типичная пара в нашем клубе: он старше ее на две-три жизни, а она жмется к нему изо всех сил, словно дороже никого нет. Видимо, и правда не находит сегодня никого подороже.

Он смотрит вверх. Приезжих легко опознать в сезон дождей: они кукожатся от каждого раската, дергаются, когда небо над ними рассыпается; самые пугливые зажимают уши, словно гром остановит смешная преграда. Нам, родившимся здесь, подобные глупости не приходят в голову. И этот приезжий стоит так, словно город мой и его тоже; стоит так же, как я, заряжаясь стихией. Я едва сдерживаюсь, чтобы не затолкнуть его обратно, внутрь «Осколка», или усадить в машину. Он не вправе делать вид, что понимает наши грозы.

Она же родилась здесь. Я вижу это по ее скучающему лицу – вот и ливень в очередной, миллионный раз. Шум дождя и разбитое небо не страшит ее, но и не воодушевляет, все восхищение уже перетекло заглянувшему туристу, такой удачной находке. Слова ее летят ко мне, брошенные так же небрежно, как и прозрачная накидка на острые плечи:

– Я ноги промочу!

Она не зовет меня по имени, хотя еще несколько часов назад я был Жоржем, любимым менеджером любимого клуба, и она брала меня за руку, выпрашивая лучший столик, пусть этого я не помню: в клуб приходят сотни людей за вечер, но каждая девушка шепчет одно и то же из года в год, из вечера в вечер. И никогда, ни разу не было в их словах высокомерных ноток, которые я сейчас слышу. Я успокаиваю себя: этот снисходительный тон напускной и исчезнет вместе с приезжим.

Или же это один из признаков, и она цепляется за людей, выжимает из них пользу, а затем отпихивает ногой, вот как сейчас ее сверкающий каблук отталкивает капли дождя.

Я извиняюсь и отправляю помощника за дорожкой. Порядком намокший спутник притягивает ее, а она теряется на секунду, переживая о дорогом платье. Я хочу сказать: не переживай, он купит тебе сотни этих тряпок. Она, видимо, думает о том же и обвивает его в ответ. Они садятся в машину; он – довольный жизнью, она – его деньгами. Я же остаюсь и смотрю на лужи под ногами. Вода с неба смешалась с пылью тротуаров и стала непригодной. Совсем как люди. Я не могу вспомнить ее имя, но уже знаю: она станет следующей, кому я помогу. Нужно только убедиться, что она вписывается в профиль, не следует мне опираться на одно чутье.

Мама учила верить фактам, отец – следовать интуиции. И тут же мама возражала, что интуиции и не существует вовсе, это просто накопленный опыт, логические связи и здравый смысл. Побывав в тысячах ситуаций мозг с высокой точностью определит самый вероятный исход, вот и все, никаких «следуй за сердцем». Не зря так называемая развитая интуиция сопровождается высоким интеллектом в большинстве случаев.

– Фоновый анализ и синтез информации, не более, – говорила она.

– Пусть так, – соглашался отец, а сам подмигивал мне.

– А если интуиция хорошая, а интеллект не очень? – как-то спросил я.

И тут же спохватился, когда мама поморщилась:

– Я могу задать вопрос еще раз? Если то, что мы называем интуицией, и интеллект индивидуума не коррелируют между собой?

Ох как они расхохотались! Я растерялся, и разозлился, и застыдился – все одновременно. Вспомнил все эти красивые слова, мог даже написать их без ошибок, а они смеялись. Наверняка я использовал что-то не по назначению. Я мысленно раскрыл словарь на нужных страницах: коррелировать – «быть взаимосвязанным с чем-либо по отдельным параметрам», индивидуум – «человек как отдельная личность в среде других людей». Ну что не так? Успокоившись, отец объяснил, что смеялись они не над моей глупостью, а из-за контраста двух фраз, и я выдавил все же улыбку в ответ, хоть и не такую искреннею.

«Контраст». Я перекатываю слово. Не такое красивое как «феномен» или «коррелировать», и уж точно не «гипоталамус», но неплохое. Особенно если думать о контрасте, который вводят в вены, и тогда проступает информация о теле и его болезнях – емкое, нужное слово. До сих пор питаю слабость к значениям, вещам и людям, которые помогают.

Высокие стены «Осколка» загораживают небо, и приходится выйти из-под навеса, чтобы взглянуть на молнии. Через несколько секунд я расталкиваю толпу и забегаю обратно, чтобы не промокнуть полностью: менеджер лучшего заведения в городе обязан выглядеть прилично. Внутри полно людей, но перед входом их еще больше в любое время, что на прохладном рассвете, что в липкий полдень, словно каждый турист обязуется сделать десяток фото возле «Осколка».

Он впечатляет, не спорю. Высится над соседними домами, но громоздкости в нем нет, только легкость; сделан из обычного стекла, но все называют его хрустальным. Сказали это уже столько раз, что теперь и верят, будто слова, произнесенные многократно, добавляют правдивости. Так и говорят «хрустальная жемчужина» и не понимают, насколько словосочетание лишено смысла. Людям вообще не стоит верить: они и отражением солнца на стенах восхищаются, хотя молнии блестят на них куда лучше.

Клуб всегда был для меня огрызком, непутевой подделкой под рай; да и название ему дали с издевкой – не цельное, но лишь осколок чего-то настоящего. Теперь же он стал для меня символом, местом, где начнется новый мир, где уже начался мой путь. Напротив клуба новые дома наваливаются на останки старых – низких, больших, оставшихся со времен, когда жители не ограничивали себя в метрах. Я стою посреди этой кучи, где смешались пара костей старого города, стоящие вплотную высотки нового и бурлящий «Осколок». Идеальный город. Только люди неподходящие.