Все хотят "частицу Бога"

Все хотят "частицу Бога"

                                                               Часть первая

       Игнат в пятый раз нетерпеливо ткнул пальцем в кнопку вызова лифта. Индикатор не загорался — бездушный механизм никак не реагировал на импульсивные команды молодого человека. Мысленно выругавшись, Игнат с силой пнул железную дверь, заставив листы металла издать неприятный дребезжащий гул, пронзивший лифтовую шахту с первого по последний этаж, и, взяв с пола тяжелые пакеты с продуктами, он начал поспешно подниматься по лестнице.

      Дважды повернув ключ в верхней замочной скважине и щелкнув дверной ручкой, Игнат зашел в насквозь пропахнувшую лекарствами старую квартиру. Специфический запах чувствовал себя хозяином этого небольшого жилища, он встречал гостей с порога, навязчиво преследовал их повсюду и расставался только у входной двери. Игнат громко чихнул.

      — Кто это? Кто? — из спальни донесся высокий визгливый голос.

      Вопрос прозвучал так наигранно фальшиво, как звучат заученные реплики плохих актеров, которым никогда и никто «не верит». Придти именно в это время и открыть дверь своим ключом мог только Игнат. Но Раиса Михайловна настолько привыкла играть роль старой и беспомощной женщины, плохо видящей, плохо слышащей и вообще путающейся в окружающей обстановке, что вести себя как-то по-другому при свидетелях она просто не умела.

      — Да, Раиса Михайловна, это я! Здравствуйте! — торопливо воскликнул Игнат, стягивая с себя туфли.

      Послышались медленные шаркающие шаги и приглушенное постукивание трости об пол.

      — Тук, — говорил резиновый наконечник при легком ударе об облупленный паркет.

      — Ш-ш-ш, — протяжно шуршали подошвы разношенных тапок.

      Изо дня в день повторялось одно и то же, поэтому Игнат точно знал количество шагов от удобного кресла, в котором Раиса Михайловна проводила большое количество времени, до коридора, знал, что сейчас она скажет своим пронзительным голосом: «Ну, что-то ты сегодня долго!», а потом потребует чек из магазина и дотошно будет изучать кусок кассовой ленты через огромную лупу. Начинать диалог самому было бесполезно, потому что на любую его фразу ответ был неизменно один.

      Вот и сегодня на наивный «дежурный» вопрос Игната:

      — Как вы сегодня себя чувствуете, Раиса Михайловна? — был дан не менее «дежурный» ответ.

 — Ну, что-то ты сегодня долго! — пожилая женщина была непреклонна и, приблизившись к продолжавшему стоять возле дверей Игнату, добавила, — давай-ка посмотрим, что за цены у нас нынче в магазине.

      Без лишних слов вручив Раисе Михайловне чек, тем самым завершив необходимую прелюдию, Игнат пошел на кухню для того, чтобы разложить продукты питания по своим местам.

      На днях он получил очередной диплом о высшем образовании, второй по счету, и уже начал было подумывать, куда бы ему еще поступить, чтобы продолжить свой привычный образ жизни под девизом вечного студента.

      Игнату было двадцать восемь лет. Постоянные сессии и экзамены, зубрежка и списывания, сопровождающиеся неизменным подростковым азартом, не позволяли его сознанию перепрыгнуть через двадцатилетний рубеж. Ни служба в армии, ни ответственная должность не могли остепенить закоренелого гуляку и искателя приключений с душой подростка. На работе его считали умным, энергичным, инициативным и очень амбициозным человеком. Имея диплом архитектора, Игнат работал в большом проектном бюро начальником отдела, и занимаемой должности он соответствовал целиком и полностью, несмотря на всю свою темпераментность и неординарность.

      Внешность Игнат тоже имел неординарную: невысокого роста, смуглый, с волнистыми черными волосами, собранными в коротенький хвост, и затейливым колечком в левом ухе, – он значительно выделялся на общем сером фоне остальных руководителей. Его правое запястье занимала вытатуированная змея, дважды обвивающая руку и кусающая себя за хвост. Татуировка была выполнена очень искусно: нет, змея не казалась скользкой, движущейся, опасной, не эту задумку вкладывал мастер, создавая ее, но она была будто объемной, тяжелой, холодной и, на первый взгляд, напоминала массивный серебряный браслет. Поначалу, когда на собрании руководителей за овальным столом взгляды присутствующих фокусировались на этой татуировке, Игнат вздыхал и прятал правую руку под стол, а потом он привык к этим взглядам, порой непонимающим и даже осуждающим, и провокационно закатывал рукава рубашки.

      У Игната была еще одна татуировка, первая, сделанная в армии: над левой лопаткой красовалась чайка с расправленными в полете крыльями как символ свободы, независимости и авантюризма. И если с чайкой Елена Михайловна, мать Игната, еще смирилась, то, увидев вторую татуировку, сделанную сразу после возвращения сына со службы домой, она сразу отобрала у него предмет «независимости»: ключи от отцовской машины, доказывая, что и в двадцать лет она имеет влияние на свое чадо. На что Игнат незамедлительно отреагировал, взяв в кредит спортивную «Мазду», но татуировок больше делать не стал.

      Одним словом, внешность Игнат имел колоритную, чем-то похожую на цыганскую, поэтому среди подчиненных он получил прозвище «Баро», которое с «легкой руки» умудренной жизненным опытом местной уборщицы прочно закрепилось за молодым руководителем. Он был вспыльчив, излишне подвижен и чрезмерно предприимчив. И уже никто из его шести подчиненных не удивлялся, когда их начальник после собрания у руководства закрывался у себя в кабинете, громко бранился и бросался стаканчиком с шариковыми ручками в стену, когда очередное его предложение по улучшению системы и облегчению работы сотрудников сразу отметалось в сторону.

      Однако, несмотря на его вспыльчивый характер, все работники отдела относились к нему очень хорошо: Игнат всегда отпускал, если кому-нибудь было нужно пораньше уйти или придти попозже, мог всегда прикрыть перед руководством, увлеченно помогал с проектами, даже если это стоило Игнату нескольких часов его личного времени. Порой он один вытягивал работу всего отдела, засиживаясь сверхурочно и доделывая чертежи за своих подопечных.

      Девушки у Игната долго не задерживались. Месяц - полтора, и они просто убегали от эксцентричного мужчины. Ему надо было найти себе этакую «мамочку», которая не столько любила бы его, сколько не мешала бы его подростковому образу жизни: компьютерные игры до полуночи, страйкбол и какие-нибудь квесты по выходным — от всего этого Игнат отказаться не мог, а подходящая «мамочка», готовая терпеть все его капризы и вредные привычки, пока не появлялась.

      Так Игнат и мотался бы по квестам и играл бы в свои игрушки, если бы в один прекрасный момент мать не вменила ему в обязанность «досмотреть тетю Раю за квартиру». Раиса Михайловна была ее старшей сестрой с большой разницей в возрасте. Она уже давно не работала, страдала остеохондрозом и редко выходила на улицу. Детей Раиса Михайловна не имела, мужа похоронила шесть лет назад, поэтому досматривать пожилую женщину из ближайшего окружения было некому.

      Поначалу Игнат конечно же заартачился, уж очень ему не хотелось «за старой бабкой ходить», но, все же выслушав веские аргументы матери по поводу собственного жилья, решил, что можно и потерпеть, и добросовестно приступил к выполнению новых обязанностей.

      Раиса Михайловна была, мягко говоря, не подарок. Прожив всю жизнь практически для себя, как-нибудь по-другому проводить отпущенное судьбой время она не собиралась. К старости она стала еще более капризной, требовательной и вечно всем недовольной. Но Игнат воспринимал Раису Михайловну как «временное явление» и терпеливо посещал взбалмошную старушку, постепенно привыкая к вожделенной жилплощади, мысленно передвигая предметы мебели с одного места на другое, присматриваясь и прикидывая, как будет смотреться получше.

      Игнат не испытывал раздражения к пожилой женщине точно так же, как не испытывал и сочувствия. Он приходил сюда через день, как на работу, приносил продукты, купленные за деньги пенсионерки, периодически убирал квартиру, раскладывал таблетки в специальный лоток для приема по дням и часам, мимолетом выслушивая старческие жалобы и повторяющиеся воспоминания, кивал не слушая и поддакивал не вдумываясь.

      Игнат никогда не заискивал перед ней и не лебезил, подобно Иудушке Головлеву, не называл Раису Михайловну «милым другом» и не потакал каждому ее капризу, хотя ей все это было бы приятно. Понимая, что насчет квартиры и так все уже решено, он просто добросовестно отбывал свою повинность, не совершая лишних «книксенов» и «реверансов».

      Распределив молочные продукты по стеклянным полкам холодильника, Игнат распахнул дверцу навесного шкафчика, чтобы положить туда печенье, как вдруг с полки неожиданно посыпался шелестящий град из макаронных звездочек, стремительно разбегающихся в разные стороны. Макароны были везде: на столешнице, плите, под столом и табуретками, а несколько особо прытких изделий из теста застряли в кудрявых волосах Игната.

      — Раиса Михайловна, вы опять не туда макароны поставили! — раздраженно воскликнул Игнат, стряхивая с себя «звездочки».

      — Что ты там говоришь? — раздалось из соседней комнаты.

      — Ничего, — пробормотал он себе под нос, вытаскивая из-под кухонного диванчика веник и совок.

      В квартиру позвонили. Обычно, к Раисе Михайловне никто не приходил, во всяком случае, при Игнате, поэтому ему стало вдвойне интересно, кто же это мог быть.

      В коридоре послышалось знакомое: «Тук…ш-ш-ш…» Это Раиса Михайловна торопилась навстречу гостям, но Игнат опередил ее и распахнул входную дверь настежь.

      На лестничной площадке стояли две женщины в длинных юбках и блаженно улыбались. Через плечо одной из них была перекинута большая сумка на длинной ручке, очевидно, очень тяжелая, потому что свободное плечо оказывалось намного ниже другого. Вторая женщина, не обремененная подобным грузом, просто стояла, опустив руки и сцепив пальцы друг с другом.

      Повисла секундная тишина. Очевидно, гости не ожидали увидеть здесь молодого мужчину, и слегка замешкались.

      — Вы кто такие? Я вас не звал, — с порога начал Игнат, хмуро рассматривая незнакомок с ног до головы.

      — Это свои, свои, — раздалось у него за спиной. Раиса Михайловна как-то подозрительно быстро преодолела расстояние от своего кресла до коридора и, высунув голову из-за плеча Игната, неожиданно ласково добавила, — заходите, заходите.

      Игнату ничего не оставалось, как отойти от двери и пропустить женщин в «свою» квартиру.

      — А ты, Игнат, иди домой. Иди, иди, — поспешно затараторила старушка, — мне сегодня больше ничего не нужно.

      — Там макароны рассыпались, — Игнат немного растерянно указал в сторону кухни, — я пойду, уберу.

      — А мы сами уберем, — вкрадчивым тихим голосом сказала одна из женщин, снимая с плеча тяжелую ношу.

      Игнат с нескрываемым удивлением перевел взгляд с незнакомок на Раису Михайловну, как-то неловко переминающуюся с ноги на ногу, потом опять на незнакомок, уже избавившихся от обуви, потом развернулся и молча направился на кухню принципиально подметать пол. Его никто не стал останавливать. Краем уха Игнат слышал, как женщины что-то тихо обсуждали в соседней комнате. Быстро закончив уборку, Игнат бесшумно пробрался к спальне и заглянул в нее.

      Хозяйка квартиры сидела посередине дивана, а с двух сторон ее предусмотрительно окружили новоявленные подруги. Журнальный столик, обычно стоявший у противоположной стены, был придвинут поближе к дивану, на нем веером раскинулись цветастые брошюры, в сторону которых одна из женщин указывала время от времени и что-то увлеченно рассказывала, при этом выразительно жестикулируя. Раиса Михайловна внимательно ее слушала, разглядывая картинки через толстые стекла массивных очков.

      — Раиса Михайловна, — Игнат полностью показался в дверном проеме, заставив своим резким появлением вздрогнуть всех троих.

      Они выглядели такими испуганными и растерянными, словно Игнат застукал их за чем-то непристойным.

      — Раиса Михайловна, Вам еще что-нибудь нужно?

      — Нет, нет, — торопливо отозвалась пенсионерка, — иди домой, маме привет передавай.

      — А что это вы тут изучаете? — быстрым шагом Игнат приблизился к столику и уже хотел было взять в руки одну из брошюр, как вдруг Раиса Михайловна резво, пожалуй, даже слишком резво для своего возраста, сгребла цветные бумажки и переложила их к себе на колени.

      — Ничего мы не изучаем, — она начала раздражаться, глаза ее гневно сверкнули из-за стекол, — да когда ты уже уйдешь?

      Игнат на секунду задержался. Он ожидал, что сейчас его предсказуемо пригласят поговорить о Боге, о смысле жизни и тому подобных бессмертных ценностях, но его не позвали. Незнакомки сидели молча и буравили его взглядами, словно бросающими ему вызов. Эти открытые, наглые взгляды говорили о том, что в данный момент именно их хозяйки управляют сложившейся ситуацией, и сейчас они красноречиво давали понять, что Игнат здесь лишний.

      Голова Раисы Михайловны начала дрожать, а это было верным признаком безудержного гнева. Она абсолютно не осознавала того, что уже обеими ногами вступила в зыбкую трясину, даже не думая о том, к чему это может привести, и с удовольствием погружалась все глубже и глубже.

      — Я тогда пошел. До свидания! — Игнат одарил незнакомок недобрым взглядом и направился к входной двери, к тому месту, где оставил туфли.

      — До свидания! — в один голос попрощались все три женщины, каждая — на своей тональности.

      Всю дорогу домой Игнат лихорадочно думал о возможно ускользающей квартире, квартире, которую он абсолютно честно, по обоюдной договоренности, «зарабатывал» вот уже как полгода. Он хотел попасть домой как можно скорее, чтобы с глазу на глаз рассказать матери обо всем увиденном. Только она могла повлиять на сестру, только к ее мнению могла прислушаться Раиса Михайловна.

      Как назло, на каждом светофоре пришлось останавливаться, красные сигналы будто сговорились друг с другом, встречая его на каждом перекрестке. Игнат и в спокойном состоянии водил машину достаточно агрессивно. Нет, он никого специально не «подрезал», просто перестраивался из полосы в полосу с такой молниеносной быстротой, благо, спортивный автомобиль позволял, что другие водители пугались его резких маневров и периодически резко тормозили.

      Стоя на очередном светофоре, Игнат задумался о том, что, очевидно, все его мечты и надежды на отдельное от родителей жилье пойдут прахом. Что мать, как злой гений, всегда будет преследовать его, диктовать свои правила и ставить свои условия, всегда навязывая свое и только свое мнение. Иллюзия свободы растаяла с появлением угрозы потери такой желанной квартиры.

      Задумчиво ковыряя в носу, боковым зрением Игнат заметил симпатичную девушку на пассажирском сиденье автомобиля, стоящего в соседней полосе. Боковое стекло ее машины было полностью опущено, девушка высунула согнутую в локте руку из окна, положила на нее голову и пристально наблюдала за молодым водителем.

      Игнат невозмутимо вытер пальцы о сиденье и опустил стекло.

      — Привет, — он привстал со своего места, высунулся из машины и протянул руку незнакомке.

      Девушка презрительно хмыкнула, откинулась на спинку сиденья и закрыла окно. Игнат удовлетворенно усмехнулся и вернулся на свое место. В этот момент началось долгожданное движение в колоннах из десятков машин, и Игнат медленно тронулся вперед.

      Если день не задался, так уж до самого вечера: перед проспектом собралась такая пробка, что Игнат, плюнув на все, перестроился в крайнюю полосу, развернулся через «две сплошные» и поехал другой дорогой. Если бы он знал, что на его пути попадется такой высокий «лежачий полицейский», то он предпочел бы потратить двадцать минут на стояние «в пробке», чем портить свой автомобиль. Днище машины жалобно заскрежетало о злосчастный наплыв перед пешеходным переходом, заставляя Игната плотно стиснуть зубы.

      Родители были уже дома и играли в карты, когда Игнат закричал прямо с порога:

      — А у тети Раи дома сектанты сидят. Наверное, хотят квартиру оттяпать! — он на ходу скинул туфли, оставив их посреди коридора. — Две женщины приходили с литературкой, — добавил он более спокойным тоном, появляясь в дверном проеме.

      — Не может быть! — воскликнула Елена Михайловна, потрясая карточным веером в воздухе. — Она — практичная и умная женщина!

      — Очень даже может, — усмехнулся отец Игната, Олег Анатольевич, прикидывая, какой картой в данный момент лучше сделать ход. — От твоей сестры всего можно ожидать. Ходи, давай!

      Елена Михайловна на секунду задумалась, потом швырнула карты на стол и решительно направилась к телефону. Быть свидетелем очередных шумных пререканий матери с собственной сестрой Игнат не хотел. Он быстро вымыл руки, разогрел в микроволновой печи пару отбивных, вынул из холодильника бутылку с нефильтрованным пивом и скрылся в своей комнате. «Мама сейчас во всем разберется, это не может быть слишком серьезным», — подумал он, включая компьютер. На экране появились танки, и Игнат с головой ушел в свой любимый виртуальный мир.

      Приехав в следующий раз к Раисе Михайловне, Игнат, к своему удивлению, не обнаружил пенсионерку дома. Пенсионерку, которая вот уже как несколько месяцев вообще не покидала свою квартиру. Но самое странное заключалось в том, что в коридоре возле шкафа стояла трость пожилой женщины, без которой она обычно и шагу ступить не могла. Все это наводило на настораживающие мысли.

      После разборок с сестрой Раиса Михайловна запретила Игнату приходить, категорически заявив, что в его помощи она больше не нуждается. Сказать, что Игнат был в шоке от случившегося, означало не сказать ничего. «Промыли мозги старушке. Знают, к кому приходить нужно, все знают и все вытянут до последнего», — думал Игнат, работая над очередным архитектурным проектом.