Выяснилось, что у песка есть запах и вкус, оказалось, что у него сотни голосов. Песок пустыни - белый, но с бесконечным многообразием оттенков. Он походил на белый свет, собранный из всех лучей спектра. И как свет, он проникал всюду. Песок скрипел на зубах, покрывал мелкой пудрой лицо, с весёлым шелестом сыпался из ещё не ношеного белья. Им пропитались не только волосы и одежда, но и редкие сны, и даже чёрное забытьё без сновидений.
Дни казались похожими один на другой как зёрна песка. Раскалённое добела солнце нависало над рядами палаток, до заката пустых и мёртвых, как пирамиды древности, белый густой ветер терзал тяжёлый брезент. Ещё жарче, чем палатки были корпуса машин: джипов и тягачей. Любая из них могла бы, с победным рёвом и грохотом вырваться на шоссе и через пару часов вернуть Рона в недавнее прошлое. Но будничные машины времени бессильно молчали, похожие на заляпанные мукой детали кухонного комбайна, ожидающие, когда их приведут в порядок и пустят в дело.
Тихий и уютный мир Рона утонул и испарился в горячем мороке пустыни, словно тонкий ломтик масла в кипящем молоке. Поначалу Рон пытался сопротивляться: писал официальные запросы и личные письма с просьбами о помощи, менял редкие возможности поговорить по телефону с родными на безнадёжные попытки дозвониться до чиновников, от которых, вроде бы, зависела его судьба.
"Мне обязательно повезёт... Я же "счастливчик"", - повторял он, стараясь не обращать внимания на внутреннее противоречие: если он и в самом деле "счастливчик" - кто же его отсюда отпустит?
А телефон отвечал короткими или длинными гудками, раз ему удалось дозвониться до чьей-то приёмной. "На совещании" - проворковала секретарша, и Рон представил себе - прохладное помещение, вместо песка - редкая серая пыль, и то лишь островками, где пылесос не добрался. У телефона сидит девушка в светлой блузке парадной формы, в босоножках, в юбке выше колен. Шефа нет, и она читает детектив или, скажем, подпиливает ногти...
"Лягушонок Эд", сосед по палатке, скуластый и веснущатый парнишка года на два младше Рона, наверняка сказал бы, что никакого совещания нет и в помине: начальник и секретарша как раз собрались "поразмяться", и его звонок оказался некстати. Там снаружи - в мире Эда, всe было не так, как помнил Рон: люди пили в барах до потери сознания, плясали до упада в клубах, беспорядочно "трахались", где придeтся, и, в оставшееся время, "пахали" на фабриках или в мастерских. Рону всe чаще казалось, что университет, домик, где он жил с родителями, маленький сад у крыльца могли существовать лишь в каком-то ином мире, возможно, в раю.
***
Когда Рон вспоминает своё изгнание из рая - первое, что приходит в голову: яркое белое сияние - не солнце, а лампа дневного света. Потом проявляется кабинет с белыми больничными стенами, и кресло, похожее на стоматологическое. Никак не удаётся припомнить, как он попал сюда - вроде бы только что стоял в очереди на продление отсрочки вместе с ещё десятком студентов, и вот уже - полулежит весь облепленный датчиками и отвечает на кажущиеся неуместными вопросы:
- Чем болел в детстве?
- Попадал ли в автокатастрофы?
- А в авиакатастрофы?
- А хулиганы нападали?
Он честно старается припомнить, извлекает воспоминания из каких-то глубин сознания и, с нелепой гордостью - вот ведь, чуть не умер - отвечает:
- Мама говорила, что я едва не задохнулся во время приступа подсвязочного ларингита. Вообще-то, это болезнь не смертельная...
- Конечно, если помощь приходит вовремя. Тогда "Скорая" попала в пробку, но в соседнем доме за два дня до твоего приступа поселился врач, - негромкий голос звучит, кажется, прямо в голове.
- Нет, никаких серьёзных автоаварий...
- А помнишь случай, когда ты не дождался автобуса и сел в попутную машину? Ты ведь обычно так не делал, тебе запрещали родители, верно? Через две минуты грузовик снёс остановку, прорубил в роще просеку и перевернулся - шофёр уснул за рулём, - раздаётся в его мозгу
- Авиакатастрофы? Нет, что вы. Я и не летал никуда!
- Ты только собирался лететь поступать в столичный университет. Передумал в последний момент. А за день до экзаменов разбился самолёт. Скорее всего, ты бы был на нём, - сообщает тот же голос.
- Хулиганы? Ну разве что, шёл поздно с занятий по математике, пристали трое шпанят, у одного был нож, у другого кастет. "Дай сигарету!". А я не курящий... Мимо проходил с дружками парень, в нашем классе раньше учился: шпанят как ветром сдуло.
- Ты его года два до этого не видел - с тех пор, как он в колонию угодил, за поножовщину. И другом тебе он не был. А шпанята эти уже были в розыске за убийство, - жёстко уточняет голос.
- Но это же всё ерунда, мелочи. Со всеми такое бывает, - Рон замолкает и озирается.
Двое, в халатах врачей, отрывают взгляды от мониторов. И один из них отрицательно качает головой - нет, не со всеми...
Майор, полный и краснощёкий, шепчет почти в ухо:
- Рон, знаешь какие потери у наших ребят на юге?
Рон кивает: тоже секрет... О котором все газеты кричат.