Всего один поцелуй.

Всего один поцелуй.

Задняя лапа чесалась неимоверно, и очень хотелось пить. Тяжёлый запах застоявшейся болотной воды отбивал всякое желание пробовать утолить жажду, и Василь осторожно поерзал на жухлой, холодной от росы, траве. Солнце только-только всходило над вершинами тёмных елей, и утренний туман делал картину совсем сюрреалистичной, давал надежду, что все это только приснилось ему, Василю. И что вот-вот, ещё совсем чуть-чуть, и он проснется с тяжёлой головой, мало что соображая с утреннего похмелья. И вдохнёт свежий лесной воздух полной грудью и, тяжело поднявшись, выпьет остатки привезённой с собой воды. И пойдёт посидеть на ранней зорьке с удочкой.  
Как и планировал.

Разомкнув странно залипающие, словно пленкой прикрытые глаза, Василь с досадой оглянулся на зудящую заднюю лапу. Чтобы в который раз убедиться, что никаких лап у него нет.

Шелестящий звук и охватившая все тело вибрация заставили его замереть. И только тембр знакомого голоса, пусть и сквозь призму совсем чужих ощущений, позволил остаться на месте. Кочка рядом тяжело прогнулась, и Василь повернул голову.

- Не идёт никто, - виновато развел руками его напарник и по совместительству собутыльник, любитель рыбалки Петр. – Понимаешь, они как услышат про болото, так и наутек! Так и утро ещё! Нет же ж никого… Ну, сам понимаешь… Подождать надобно, может, к вечеру!

Василь вздохнул и отвернулся. Идея Петра привести сюда кого-нибудь с самого начала казалась Василю утопической. Но, в растерянности от произошедшего, он не стал спорить, когда друг, потрясенный всем не меньше его, помчался в город, как только забрезжил рассвет. Чтобы хоть попытаться привести кого-то. 
Петр, понурившись, сидел на кочке. Потом встрепенулся и с надеждой посмотрел на Василя.
- Слушай, а сюда приводить обязательно? Она же вроде ничего такого не говорила… Может, где угодно можно? Что ж нам, век в этом болоте сидеть?!

«Нам» приятно согрело Василя, который в очередной раз подумал, что жизнь умеет учить в любых ситуациях. И никто из его высокоинтеллектуальных друзей и не подумал бы сидеть с ним на болоте и решать его проблемы. Да и не поверил бы никто в такую малонаучную чушь. А вот почти неграмотный, но добрый нутром, простой шофер Петр сидит рядом всю ночь и даже мысли не допускает оставить его тут. Он с благодарностью взглянул на друга.

- Слушай, а может, бабку какую страшную? Ну, ей там все равно… Может, денег дать? - Василь раздраженно зашипел, и отшатнувшийся Петр вскинул руки в защитном жесте: - Что?! Я же просто предложил! Ну, делать же что-то нужно? И чего ты к ней целоваться-то полез? Да ещё и жениться обещал, если пойдёт, – уже с досадой продолжил друг, глядя куда-то поверх Василя. – Нет, я понимаю, фигурка у неё, что надо! Я, пока она волосы-то от личика не откинула, тоже бы женился. - Петр мечтательно посмотрел в стремительно светлеющее небо. - Вот и не верь после этого в сказки! Что она там болтала про «не суди книгу по обложке» и аспида? Аспид - это вообще кто?

Василь вздохнул. Говорить не хотелось, горло еще болело от непривычных для его облика  усилий по произнесению человеческой речи.  Получалось у него плохо, только короткие слова и некоторые междометья. Да и они, вроде, все обговорили ещё ночью, когда потрясенный и мигом протрезвевший Петр рассматривал то, во что превратила его друга странная зеленоглазая незнакомка - девушка, разгуливавшая по лесу в чем мать родила, прикрытая от чужих глаз только копной шикарных светлых волос, волнами ниспадающих до самой земли.

Понятно, что алкоголь ещё никого до добра не доводил, но чтобы так! Невыразимо прекрасная нимфа оказалась на редкость уродлива лицом, и отвращение, отразившееся на лице отшатнувшегося Василя, было вознаграждено в полной мере. Вердикт был оглашён предельно ясно: коль он, Василь, судит книгу по обложке, то быть и ему осуженным. И пусть его искренне и от всего сердца захочет поцеловать и поцелует женщина. Или быть ему аспидом до скончания дней его...

- Да ладно тебе расстраиваться! Ну, придумаем что-нибудь! Хорошо, что она тебя в ужика превратила, а не в удава какого-нибудь! Или в жабу! – Петр хохотнул, ободряюще погладив друга по спинке.

В ужика… Василь с трудом распрямил тело, словно застывшее от утренней прохлады, и поднес хвост к носу. Это был точно не ужик! Некоторые особенности его анатомии указывали скорее на гадюку, но он недостаточно хорошо разбирался в змеях, чтобы утверждать, к какой разновидности себя теперь причислить.
Картинка плыла цветными пятнами, сильно напоминая изображение тепловизора – читать будет проблематично. Однако стоит все-таки попробовать. Он требовательно ткнулся головой в колено друга и полез к нему на руки.

Поскольку машину Петра они нечаянно засадили в топь ещё вечером, то в город добираться пришлось пешком. Благо, что до города было недалеко. Утреннее шоссе оказалось пустынным, и автобус, нагнавший их за поворотом, стал почти благословением.
Несмотря на ранний час, транспорт оказался битком набит пассажирами с корзинками и другим скарбом. Видимо, жители ближайших пригородов направлялись этим субботним утром на рынок или ещё по каким-то неотложным делам. 

Петр встал у выхода, опустив рюкзак на пол. Василь тихо сидел у него за пазухой, пригревшись у тёплого человеческого тела, и с сожалением думал о том, что поцеловать гадюку ни одна женщина в здравом уме не только не захочет, но и не решится. 
Глаза потихоньку застилала тёмная пелена голода. Василь никогда не задумывался, как охотятся змеи, но ему вдруг мучительно захотелось ощутить на языке теплую трепещущую плоть и бьющееся в последнем ужасе сердце. Он в панике представил себе, что теперь у него не будет другой жизни и другой радости, кроме как согреться на солнышке и схватить маленькую невинную жертву вроде птички или мышки. Или что там ещё едят змеи?