Всерьез и надолго

Всерьез и надолго

Хворост в костре уютно потрескивает. Я сильнее закутываюсь в Сережкину куртку и протягиваю руки к огню – ночи в этом июне нестерпимо холодные. Хочется вжаться в самого Сережку, но он сидит напротив и перебирает струны. Леська, сидя рядом, в чем-то его убеждает. Сережа слушает ее так внимательно, что во мне даже начинает просыпаться ревность, но тут он легонько кивает, и легкий перебор сменяет знакомая мелодия.
 - Наконец-то! – хлопает в ладоши Воронихина и запевает одновременно с Сережкой, а я уношусь в то время, когда впервые услышала, как они поют.

- Знакомьтесь, моя Китайская женщина! – Аля так резко предъявляет нам гитару,  что струны на ней жалобно тренькают.
- Ты играешь? – Спрашивает Мила. Я хихикаю, глядя как в голове у нее начинают крутиться шестеренки. Наша староста остается старостой всегда. Наверняка, она уже продумывает план, как использовать талант Воронихиной на благо группы. В каком-нибудь капустнике или на Студвесне… Видимо, Але в голову приходят те же мысли, что и мне, поскольку она резко мотает головой и даже пытается спрятать гитару за спину, жалея, что вообще ее достала. Но что сделано, то сделано.
- Редко, - оправдывается она. – Чаще она пылится здесь, на даче.
Мила явно хочет еще что-то сказать, но тут у костра появляется Леська вместе с Сережей и Мишей с охапками хвороста. По правде сказать, охапки только у парней, Царегородцева с ними ходила явно «за компанию», но и у нее в руках пара веток, которые она тут же бросает в костер.
- О, гитара! Кто играть будет? – в глазах Царицы загорается огонек интереса. По части фантастических идей она даст фору даже Миле.
- Точно не я, - открещивается Аля, протягивая гитару Лесе. Та с радостью ее берет и даже пытается что-то там изобразить, но скоро, со смехом, бросает пытать гитару и наши уши.
- А зачем тогда гитару вынесла, если играть не умеешь? – хмыкает Миша Львович. Этому дай только повод задеть Воронихину. Хотя и она не отстает.
- В надежде, что кто-то умеет играть, - парирует Аля и язвительно добавляет, - но на тебя, вторая особь королевских кровей, я даже и не рассчитывала.
«Вторая особь королевских кровей» - так Воронихина начала называть Львовича почти сразу после начала учебы. Сначала это многих смущало, но после многочисленных объяснений Воронихиной, включавших в себя: «Царегородцева – особь первая, сами на ее фамилию посмотрите» и «Лев – царь зверей», все привыкли. 
- Что, один – ночь в пользу Альки? – присоединившийся к нам Саня Милюков добродушно хлопает Львовича по плечу и садится рядом с Леськой. Та протягивает гитару ему, но он отмахивается. 
- Ничего подобного! – возмущается Мишка. – И вообще! Неумение играть на гитаре мелочь по сравнению с другими моими навыками. А играть я научусь.
- Ну и научись, – откликается Воронихина, не оборачиваясь – она показывает Лесе, как брать какой-то аккорд.
- Ну и научусь! – повышает голос Миша. – Если уж у некоторых получилось, то у меня и подавно выйдет…
Аля открывает рот, чтобы ответить на этот оскорбительный намек, но Сережа ее опережает.
- Я умею. Дай, пожалуйста, сюда гитару. – Он садится рядом со мной. Приходится подвинуться на тесном бревнышке, чтобы гриф не задевал меня.
- Здорово! – искренне радуется Аля, забывая про подкол Львовича. – А «Кино» можешь? Или лучше «Наутилусов»! Или…
- Могу, - улыбается Сережа возле меня. – Только можно их позже? Хочу кое-что сыграть…
Он начинает перебирать струны, а я вслушиваюсь в незнакомые слова. Когда Сережа доходит до строк: «Нас женщины в шутку любили, а мы их всерьез», я слегка вздрагиваю от той серьезности, с которой он поет. И, может, это иллюзия, но на мгновение мне кажется, что в этот момент он смотрит на меня…

- Сережа, ну давай уже нашу любимую! – Леська и Женька Литвинова канючат уже битых полчаса, но Сережка, посмеиваясь, играет все, что угодно, кроме той самой песни, положившей начало нашей «гитарной традиции».
- Да он Воронихину просто ждет, -  усмехается Львович, - чтобы два раза не играть. А то Алька нарыбачится, - он особо выделяет это слово, вкладывая в него двойной смысл, -  с Семеновым, а потом будет требовать, чтобы ей сыграли «на бис».
- Сережа, что, дело, правда, в этом? – Царица слегка толкает сделавшего передышку Сергея. – В том, что Алька с Игорем отсутствуют? Так давай их позовем.
- Как Снегурочку? – хохочет Саня. – Снегурочка! Снегурочка! – и хлопает в ладоши. – Воронихина, выходи! Хоровод водить будем.
Леська сердито смотрит на него и отбирает стакан. Сашка смеется громче и наливает себе другой. Леся пристально смотрит на него, потом со вздохом отмахивается. Уверенна, утром она прочитает Милюкову лекцию о вреде алкоголя, но сейчас (и она это прекрасно понимает) это абсолютно бессмысленное занятие.
- Ну серьезно, Сережа, - поворачивается она к нашему главному гитаристу. – Если дело в них, то я схожу, - она показывает в сторону камышей, из которых уже несколько часов не показываются Аля с Игорем. Только удочки иногда взлетают да раздается заливистый смех Воронихиной.
- Лучше я, - резко вскакивает Мила и, не слушая возражений, направляется в сторону кустов. Правда, сделать она успевает лишь пару шагов – Игорь и Аля, видимо, услышавшие вопли Милюкова, итак идут в нашу сторону.
- Наконец-то! – кричит Леся. – Алька, иди скорее, Сережка без тебя отказывается нашу любимую играть.
Аля ускоряет шаг, практически таща за собой Семенова, нагруженного удочками и ведром с рыбой. Воронихина прет, как танк, и чуть не сбивает Милу с ног, кажется, даже не заметив этого. Мила скрещивает руки на груди и неторопливо (словно подчеркивая свою несхожесть с Алей) возвращается к костру. Женя, Леся и Аля, тем временем, уже организовали возле Сережки подобие хора. После непродолжительного обсуждения они, наконец, кивают Сереже. Мол, начинай. Тот улыбается и начинает петь знакомые слова.
Стоит песне закончиться, как он вручает гитару Але со словами: «На сегодня хватит. Мавр сделал свое дело, мавр может отдохнуть». Сережка направляется к нашему импровизированному столу, и я почему-то – тоже. Хотя, кого я обманываю, цель у меня вполне конкретная и это совсем не шашлыки.
- Ты хорошо играл сегодня, - обращаюсь я к Сережке, радуясь, что темно и он не может видеть моего румянца. Вот только руки подводят, и при попытке взять еще шашлыка я роняю тарелку наземь. Жмурюсь от неловкости и собираюсь вернуться к костру, но Сергей легонько трогает меня за предплечье.
- Спасибо, - говорит он, ногой отпихивая рассыпанный шашлык в сторону леса. – Не хочешь прогуляться? - он кивает в сторону камышей, из которых недавно вернулись Алька с Игорем. Я, конечно, хочу, но непроизвольно оглядываюсь на костер. Зная своих друзей, я уверена, что подколок нам не избежать, а я не настолько сильная, как та же Воронихина, чтобы не обращать на них внимания.
- Можем, пойти в сторону леса. Его невидно от костра, - говорит Сережа, видимо, догадываясь о природе моих раздумий.
- Да, пожалуй, лучше в сторону леса, - облегченно выдыхаю я и, словно в свою защиту, добавляю, -  Там,  у озера… комары. – Мысленно хлопаю себя по лбу, понимая, какую глупость сказала. Словно в подтверждение моей недалекости Сережа звонко хлопает себя по руке, избавляя мир еще от одного маленького кровопийцы, одновременно соглашаясь с моей идеей пойти в сторону леса.
- Вдруг там действительно меньше комаров, - шутит он, и я выдавливаю из себя улыбку.
Мы бредем с ним между деревьев уже минут десять или чуть больше, говоря о незначительных вещах вроде недавно вышедшего фильма о космических чудищах или о причудах старого профессора, который по слухам будет вести у нас занятия в следующем году. Я вспоминаю, как у Женьки на выходе с экзамена выпали шпаргалки из-под юбки, и мы вместе над этим смеемся, как вдруг Сережа замирает.
-Что слу… - пытаюсь спросить я, но он жестом меня останавливает.
- Я не знаю, как и что нужно говорить в таких ситуациях, - начинает он свою речь, а мое сердце от волнения стучит так быстро и так громко, что, кажется, если Сережа замолчит, то услышит его стук. Слава Богу, он продолжает говорить, заглушая мое шумное сердцебиение, – Если бы нам было лет по пятнадцать, я бы спросил, будешь ли ты со мной встречаться. Но нам почти двадцать, поэтому такая постановка вопроса выглядит глупой, но, Боже мой, Лиза, я, правда, не знаю, как еще это сформулировать в двух словах. Я могу долго-долго рассказывать, как ты понравилась мне. Я совру, если скажу, что ты понравилась мне с первой минуты. Честно говоря, я первый месяц из девчонок только Лесю и замечал. Только не обижайся! Но потом на одном из семинаров мы сидели рядом, и я обратил внимание на твой смех. Потом на твои духи. Следом на руки… Я до утра могу перечислять, как по чуть-чуть открывал тебя для себя и незаметно влюбился. Так что, спасибо Ольге Федоровне и ее предмету, что дали мне шанс лучше тебя узнать.
- Я тоже, - говорю я, смотря куда угодно, только не на Сережу.
- Тоже? – он делает шаг еще ближе ко мне, хотя еще секунду назад мне казалось, что ближе некуда.
- Тоже могу сказать спасибо Ольге Федоровне, - я пытаюсь краснеть не так сильно, но уверенна, что уже похожа на спелый помидор. – На том семинаре ты угостил меня яблоком, а я была жутко голодная и…
- Так путь к сердцу женщины тоже лежит через ее желудок? – подтрунивает надо мной Сережа, и я невольно улыбаюсь.
- Не совсем так, но тогда я хотя бы запомнила твое имя. Стыдно было бы не знать имя своего избавителя от голодной смерти, - я почти решаюсь поднять на Сережу глаза, но затем вновь начинаю разглядывать мох у нас под ногами. – Влюбилась я в тебя благодаря Китайской женщине.
Сережа хмурится, пытаясь понять, о чем я говорю, потом усмехается, вспомнив прозвище Алиной гитары.
- Но все-таки влюбилась? – серьезно смотрит на меня он, и я поднимаю голову, чтобы взглянуть ему прямо в глаза, и медленно киваю…
К костру мы возвращаемся, держась за руки. Я жду насмешливых взглядов или улюлюканий, но их нет. Что, впрочем,  объясняется не тактичностью ребят, а их отсутствием у костра. Видимо, все уже разбрелись по многочисленным комнатам Алиной дачи. Честно говоря, я рада этому, как и тому, что Сережка опять берет в руки гитару, но поет на этот раз только для меня.