Вторая жена. Ты выбрал не нас

2.1

Кое-как встаю, чувствуя, как раскалывается голова и начинает запоздало болеть тело.

Мне хочется реветь в голос, устроить скандал и закатить истерику с битьем посуды, но я держу эмоции в себе, не в силах показать, как мне плохо. Ноги трясутся, руки подрагивают, а сердце бьется о грудную клетку, словно пойманный зверь в силках.

– Дилара, как ты? – подскакивает ко мне Оля, выходя из кухни.

От ее сочувствующего взгляда мне становится невыносимо, но я благодарна ей за то, что не прошла мимо, не сделала вид, что всё нормально, что только я в этом доме не права.

Пожалуй, в этой семье лишь Оля понимает меня, как никто другой. Она ведь тоже не особо любимая невестка, но в отличие от меня способна постоять за себя и поставить свекровь на место колкими фразами, насмешками, от которых та теряется, ведь привыкла быть в семьей главной женщиной.

Я же заложница своего воспитания, которое не позволяет мне не то что повысить взгляда на Гюзель Фатиховну, но и кинуть на нее косой взгляд.

В то время, как Оля даже своего мужа Ахмета перетянула на свою сторону, не позволив сделать из себя домохозяйку и послушную жену. Вот он бы никогда не посмел привести в дом вторую жену. Оля бы точно устроила ему разнос и побежала бы подавать на развод, не раздумывая.

– Кажется, я бровь рассекла, – шиплю я слегка, когда она пальцами касается раны на моей голове.

– Мне очень жаль, не ожидала такого от Саида. Тот же Булат и то больше похож на двоеженца, – говорит она и качает неверяще головой. Она, как и я, потрясена происходящим.

В доме поднимается гвалт, все носятся туда-сюда. Кто-то вызывает скорую, опасаясь, что у Инжу произойдет выкидыш, а я чувствую себя не в своей тарелке. Лишней в этой доме. Нежеланной гостьей, кому здесь не место. Никогда не было место.

Оля помогает мне встать на ноги, когда мимо проходит обеспокоенные состоянием Инжу ее родственницы. Шепчутся, чуть ли не тыча в меня пальцем. Казалось, большего унижения и не представить, но я молча сглатываю и с благодарностью принимаю от Оли стакан прохладной воды.

Не решаюсь подняться наверх, так как смотреть на то, как мой муж крутится вокруг другой женщины, выше моих сил. Вот только забываю об этом сразу же и подрываюсь, услышав плач своего ребенка. Его я узнаю из тысячи других. Жалобный. Переливчатый. С нотками обиды и несправедливости.

– Негодная девчонка, что ты наделала?! – истошно кричит свекровь, и я резво поднимаюсь по лестнице, не обращая внимания на ноющее тело.

Сверху всего три комнаты, и одна отдана под детскую, где я и застаю свекровь.

Гюзель Фатиховна нависает над Аминой и дергает ее за ухо, чуть ли не брызжа слюной от ядовитого гнева.

– Кто разрешал тебе играться с моими украшениями, дрянная мерзавка? Посмотри только, что ты наделала?

У Амины раскраснелось личико и опухли глаза от слез, и она продолжает надрывно плакать, вставая на носочки и пытаясь отцепить пальцы старой карги от своего уха. Мое сердце обливается кровью от этой сцены, и я застываю на секунду, подмечая хитрые улыбки мальчишек, ее внуков от Асии, второй невестки и жены Булата. Та же стоит в сторонке и улыбается, чувствуя свое превосходство.

Краем глаза вижу, что в одной из спален над Инжу воркует толпа народа, включая и Саида, который не обращает внимания на крики матери. Словно ему всё равно. Он самоустранился, позволяя матери вытворять всё, что ей вздумается. Она же чувствует свою расширившуюся власть и творит всё то, чего не позволяла себе раньше.

Всё это длится всего пару секунд, и я наконец отмираю, кидаясь к свекрови и отталкивая ее от своей кровиночки.

– Звездочка моя, мама рядом, мама не позволит тебя обижать, – шепчу я Амине и прижимаю к своей груди.

Чувствую, как ее начинает трясти сильнее, и она плачет еще горше. И эти детские слезы моего ребенка превращают меня в раненого озлобленного зверя.

Я всегда старалась проявлять кротость и смирение, чтобы никто не посмел сказать, что у меня нет воспитания. Что родители не научили меня уважать старших и вести себя в обществе. Но никто не оценил, лишь стали чаще вытирать об меня ноги.

– Ты посмотри, что она натворила?! – шипит мне в лицо свекровь, когда я поднимаю на нее гневный взгляд. Прищуриваюсь, сжимая зубы, и вижу в ответ лишь ее озлобленную ухмылку.

Она переносит на меня свои женские обиды молодости, никак не может успокоиться, что когда-то ее возлюбленный, в которого она была влюблена, выбрал не ее, умницу-красавицу, а мою маму. Женился на той, кто была люба его сердцу, а на Гюзель даже не обращал внимания. Впоследствии Гюзель Фатиховна вышла и сама замуж, причем за влиятельного мужчину, отца Саида – Шамиля Каримова.

Не знаю, что случилось после, но к тому моменту, когда я родилась, между двумя семьями воцарилась стойкая неприязнь, причины которой ни мне, ни Саиду до сих пор неизвестны. Его даже в нашем доме принимали с неохотой, выговаривали брату, что он водит дружбу с сыном недостойных людей.

Правы были родители, восставшие против моего брака. Предрекала мама, что счастливой я с этой семьей не стану. Я зря не слушала, вот только понимаю это только сейчас. Когда уже ничего изменить нельзя.

– И что сделала такого моя дочь, что вы позволяете себе распускать руки? – цежу я сквозь зубы, глядя на свекровь едва ли не волчьим взглядом.

Как мать, я готова растерзать ее на куски, но вбитые в меня с детства нормы поведения не позволяют себе грубить ей или залепить затрещину, которую она несомненно заслуживает.

Свекровь недовольно поджимает губы, но сразу не отвечает мне, кидает осторожный взгляд мне за спину. А вскоре сбоку вырастает фигура Саида.

– Папочка, – тихо, с какой-то опаской шепчет Амина, но когда муж опускает на нее свой взгляд, я едва не отшатываюсь.

В нем нет той любви и нежности, что была там буквально несколько дней назад. Какая-то мука и внутреннее терзание, которые разрывают его в клочья.