Второе спасение

Второе спасение

Анжелика неслась по коридорам Лувра, летела, как на крыльях, разбрасывая врагов в стороны мощными ударами кулаков и пинками и ловко орудуя шпагой. Сегодня она точно была в ударе, это был её день, и ничто не могло остановить дочь Портоса на пути к цели. Она быстро взбежала по лестнице, ворвалась в очередную комнату и огляделась. Раненые гвардейцы, изрядно потрёпанные в схватке с другими детьми мушкетёров и их отцами, вяло расползались в стороны и явно не собирались чинить Анжелике никаких препятствий. Один из гвардейцев, уже немолодой, с длинной седой бородой и тёмными кругами под глазами, молитвенно вскинул руки при виде яростно сверкавшей глазами девушки со шпагой:

– Мадемуазель! Я сдаюсь! Сдаюсь!

В доказательство своих слов он отпихнул ногой лежавшую недалеко от него шпагу и ещё более умоляющим голосом воскликнул:

– Прошу, помогите мне! Я ранен!

На голове у него и впрямь запеклась кровь, по виску стекала тонкая красная струйка. Сердце Анжелики сжалось от сочувствия, она невольно замедлила шаг и подошла поближе.

– Мадемуазель, умоляю...

– Не двигайтесь, – Анжелика огляделась, удостоверилась, что поблизости нет других гвардейцев, и, отбросив шпагу, опустилась на колени рядом с раненым. – Вам нужно перевязать голову. Сейчас, сейчас...

Она осмотрелась в поисках куска ткани, который мог бы послужить вместо бинта, ничего не обнаружила, досадливо цокнула языком и задумалась, допустимо ли для благого дела оторвать часть своей одежды. Решив, что это вполне допустимо, а одежда у неё и так пострадала за время боя, Анжелика ухватилась за край своей длинной накидки и сильно дёрнула. Раздался треск, и кусок белой ткани остался в руках девушки.

– Вот так, сейчас я вытру кровь...

Анжелика потянулась к голове раненого и краем глаза заметила какой-то блеск. Дальнейшее можно было считать чистым везением – то, что гвардеец недооценил реакцию дочери Портоса или переоценил свою собственную; то, что Анжелика успела не только заметить кинжал, вытащенный раненым из рукава, но и перехватить запястье нападающего раньше, чем он нанёс удар ей в горло.

Из этого горла вырвался крик ужаса. Сталь дрожала у самой шеи Анжелики, затянутой белой тканью: противник был слишком силён, и девушка при всей её ловкости не могла вывернуть ему руку или хотя бы оттолкнуть его; все её силы уходили на то, чтобы удержать оружие и не дать ему вонзиться в её плоть. Огромные глаза гвардейца, когда-то серо-голубые, а теперь покрасневшие от недосыпа смотрели прямо на неё, и Анжелика краем сознания успела подумать, что похожие глаза были у бешеного пса, который однажды едва не загрыз её бедного верного Жюльена...

***

Капитан Леон продвигался по Лувру стремительно, отражая атаки тех гвардейцев, которые осмелились выступить против него, подчинившись приказу де Жюссака. Он знал их всех, знал манеру каждого из них сражаться, держать шпагу, наносить удары и уклоняться, и его почти невозможно было застать врасплох. Где-то неподалёку отбивался от нападавших Анри д’Эрбле, сопровождая каждое своё удачное движение звонкими криками «Оп-ля!» и «Готов!». Жаклин д’Артаньян вместе с отцом, Атосом и Арамисом отправилась в другое крыло дворца, младший де Ла Фер и Анжелика действовали где-то рядом. Отец (сердце Леона сжалось при одной мысли о том, что он может называть Портоса «отец») грохотал сапогами внизу и, судя по звукам, разбрасывал гвардейцев в стороны, не прибегая к шпаге и сдабривая свои действия отборными крепкими словцами. Пару секунд поколебавшись – кому его помощь нужна больше, отцу или сестре, – Леон всё же выбрал сестру и кинулся вверх по лестнице. От долгого боя у него уже всё плыло перед глазами, поэтому он не сразу распознал в появившемся справа размытом бело-сине-красном пятне Анжелику. Она, стоя на коленях, склонилась над поверженным врагом. Капитан уже развернулся, чтобы вернуться к отцу, как вдруг сзади раздался крик, полный чистого, леденящего и безотчётного ужаса.

Действия в такие мгновения должны опережать мысль. Вот и сейчас Леон толком не успел ничего осмыслить: он только увидел гвардейца, занёсшего над кричащей Анжеликой нож, а рука уже сама потянулась к пистолету, который Леон недавно добыл в бою и сунул за пояс. Капитан прищурился, чтобы восстановить чёткость зрения, и спустил курок. Грохот выстрела слился с криком Анжелики, и голова удерживающего её гвардейца разлетелась на куски, забрызгав кровью стены, алый мундир самого гвардейца и разноцветное одеяние монахини.

Анжелика закричала с новой силой. Леон перескочил через упавшего (нож выпал из его бессильно разжавшейся руки и с глухим стуком ударился об пол), обхватил сестру за плечи и потянул за собой, зачем-то прижав её голову к груди и закрывая Анжелике глаза рукой. Он ещё повторял «Не смотри, не смотри туда», хотя это не имело никакого смысла, потому что всё самое страшное девушка уже увидела.

Капитан оттащил сестру за угол, где не было видно застреленного им человека, и там у Анжелики подкосились ноги. Она замолчала, словно захлебнувшись криком, и тяжело сползла по стенке, Леон опустился на колени рядом.

– Ты цела? – он повернул её голову к себе и быстро осмотрел. На щеках следы крови, но похоже, это не её кровь, а убитого гвардейца – Леон даже не успел понять, кто из его людей это был... Ладно, неважно. Шея Анжелики по-прежнему прикрыта белой тканью, на ней мелкие красные брызги – тоже не её. Так, хорошо, горло убитый ей порезать не успел.

– Он с-сдался, – Анжелика заикалась, плакала, втягивала носом воздух, задыхалась и от этого заикалась ещё сильнее. – Он с-сказал, что сдаётся.