второй_месяц_весны_это_апрель

2.1

В этот день вода падает с неба. На деревьях не видно листьев, на головах людей — улыбок. Пасмурно. Пахнет мокрой улицей.
Серый пятиэтажный дом. Безлюдный двор. Из подъезда невозмутимо вышла худая девушка и вытянула телефон из кармана чёрной толстовки. Тёплым пальцем гладила экран. Искала, что включить послушать.
Осенний дождь стукнул по руке и нарушил сенсорный контакт, отчего список воспроизведения завис.
Она протёрла мобильник, врубила случайную группу и, воткнув наушники, отправилась к центру города.
Пройдя четыре музыкальные композиции, девушка приметила, что люди вокруг засуетились. К ней кинулся широкоплечий парень в армейской куртке с треугольной нашивкой, выдернул наушник и проорал:
— Гра-ад!
Ухватил её за плечо и мощно толкнул в направлении бомбоубежища, куда сбегалась встревоженная толпа. Девушка помчалась вместе со всеми.
###♯###..!
Прилетели взрывные волны. Она потеряла контроль, упала в слякоть и больно ударилась о скользкий камень. В её глазах путаница. В носу запах бетонной пыли, вскопанной земли и новогодних салютов.
Играет группа Warsaw. Но музыки и бьющегося стекла не слыхать. Уши чувствуют лишь противнейшее пищание:
щЪсиии-ищЬсиии-ищьсиии-и
Девушка поползла на брюхе к песочным тюкам, заслоняющим окно. Пропихивала увесистые мешки ногами, пока не очутилась в тёмном подвале. Отыскав одинокую кирпичную стенку, присела там и растерянно огляделась.
Холодно. В задымлённом воздухе разлит аптечный запах спирта. Кругом прибывающие люди. Некоторые заляпаны тёмно-бурой грязью, иные — свежей кровью, а третьи тащили на носилках четвёртых.
К пострадавшей девушке возвращался слух, и монотонный звон постепенно утихомирился.
Внизу беготня, испуганные крики и сумятица. Наверху разрушение материи, грохотанье и частые шлепки железа.
Это уже третья воздушная бомбардировка, от которой надо прятаться в подземное укрытие. Но девушка не ощущала себя в укрытии. Сидела на грязном полу отдельно от других и прослушивала Joy Division.
К ней незаметно приблизился санитарный медик, подсветил фонариком и задал вопрос:
— Ты в порядку?
Вынув наушник, девушка переспросила:
— А-а?
— Локоть дай ’глянуть, — настоятельно потребовал врач, указав исхудалым пальцем на запачканный рукав толстовки.
— Всё хорошо. Вон, им лучше помоги, — буркнула девушка и кивнула на тех, кто уже никогда не сможет ходить.
Медик подступил ближе, заботливо осмотрел руку, а затем двинулся к следующим пострадавшим.
Спустя полчаса в сырой подвал явились спасатели. Докладывали, что ракетный обстрел закончился и можно отсюда выбираться. Начали вытаскивать тяжелораненых. Убитых пока не трогали.
Девушка отряхнулась и пошла к свету. Она взбежала по бетонным ступенькам и, миновав сумрачный коридор, оказалась у входа в бомбоубежище.
Выйдя на промозглую улицу, заметила примчавшийся тёмно-зелёный джип, откуда вылезли два военных журналиста. Пока один устанавливал на штатив телевизионную камеру, другой схватил микрофон и встал у пожарной машины.
…Думшъ—Бу-Дум—Ду-Думшъ…
Где-то вдалеке раздавались фугасные взрывы. Девушка вставила в уши мягкие колпачки, чтобы всего этого не слышать, и потопала к своему жилищу под музыкальную композицию Living in the Ice Age.
По пути домой встречала закрытые магазины, выбитые окна и мёртвенно-бледную обречённость. Гуляла и не обращала внимания на всю эту безнадёгу.
Девушка слишком глубоко погрузилась в ритмичные звуки, из-за которых она опять утратила контроль. Чудом не врезалась в пехотный отряд: мимо шли солдаты, одетые в первоклассную униформу. Двигались одним строем. Девчонку не задели.
Шаг за шагом, трек за треком она приближалась к бесцветному дому.
Заглянув в подъезд, сдёрнула наушники и поднялась на второй этаж. Постучалась:
тук-снук-снок-с
Дверь распахнула миловидная женщина с ухоженными каштановыми волосами и заплаканными глазами.
— Саня! — ошарашенно крикнула мать. — Ты не поранена?
— Внутри или снаружи?
Дочь зашла в узкую прихожую, сбросила толстовку и повесила ту на крючок, рядом с папиной оранжевой каской.
— Так, не починай. Я серьёзно. Нужна помощь врача? Сходить за тётей Леной?
Мама трогала руки дочери, выискивая ушибы, порезы или кровоподтёки.
— Мне-то нужна, — пробормотала девушка и села на табурет. — Только доктор тут не поможет, — закончив говорить, она стащила запачканные штаны.
— Доча, любима, роблю всё возможное, щоб мы поскорей уехали отсюда, — напомнила мама и забрала грязную одежду.
— Да ладно, — безрадостно произнесла Саша. — Знаешь, уже привыкла к мысли, что в любой момент могу сдохнуть.
— Не выходь из квартиры!
— А школы-то работают… Что мне делать-то, а? Сидеть под кроватью и постоянно ждать? Ждать чего? Когда прилетит и в наш дом?
— Послухай, я написала всем, кому мо’гла. Завтра буду писать тем, кому не смо’гла раньше. Только б нам отправили при’глашение.
Мама не обнаружила свежих шрамов на теле дочери.
— Зачем мы кому-то нужны? Почему нас вообще должны куда-то там приглашать? — спросила Саша и посмотрелась в двустворчатое зеркало.
— На земле ще остались добри люди, — мать тоже погляделась в зеркало и поправила курчавые волосы. — Помимо то’го, взрослые часом умеют до’говариваться.
— Продать себя собираешься?
Мама ответила прямо и честно:
— Пойду на що у’годно, аби ты очутилась в безопасности. Ясно? Якшо придётся сделать так, щоб меня купили, то со’глашуся.
— Может, и мне анкетку подать? — ухмыльнулась Саша.
— Не болтай ’глупостей!
— А вот возьму и запишу видеообращение. Вдруг кто-то заберёт нас отсюда. Вот вдруг? А?
Задав риторический вопрос, девушка потянулась на кухню.
— У тебя интернета нема, — мать пошла вслед за дочерью. — А дядя Серёжа на базу не пропустит.
— Ну-ну, не пустит.
чи__--сфык
Девушка раскрыла холодильник.
— Про’голодалась? Зараз разо’грею супа.
Мама извлекла алюминиевую кастрюлю, поставила её на плиту и зажгла тусклый огонь. Холодное пламя светилось обессиленно-голубым цветом.
— Опять два часа будет греться? — Саша вспомнила музыкальную композицию, звучавшую днём. — Странно. Раньше еда куда быстрее готовилась.
— О-о-ох, — мама тяжело вздохнула. — Ниче’го дивно’го нема. Просто у нас воруют тепло.
— Пофиг. Разве остаётся что-то ещё, кроме постоянного ожидания, — промолвила Саша и потащилась к себе.
В комнате старенький компьютер, выцветший диван и громоздкий бабушкин шкаф. Изнутри на окнах крест-накрест приклеена белая лента, а снаружи идёт дождь и гуляет вечерний ветер. Уличные фонари практически не горят.
Они проживали одни. Отец погиб на фронте. Дома девушка в основном читала книги, постигала иностранный язык и умирала от скуки. Много времени проводила в одиночестве. Выбиралась только в школу или редко к подругам. В магазин обычно ходили родители, но продуктов хватало не всегда.
— Разо’грелося, пойдём ужинать, — мать пригласила дочку за стол.
— Не прошло и трёх зим, — шепнула девушка и двинулась на кухню.
Саша молчаливо, но охотно хлебала картофельный суп, заедая квашеной капустой. Разговаривать особо не хотелось. Тишину нарушил свист:
у-и-и-И-И-И-И…
— Наконец-то, — сказала мама, убирая чайник с плиты. — Двадцать минут ушло. А вчера ведь за пятнадцать успел.
— Чайник долго закипает… Чайник долго не закипает… Всё то же самое… Какая разница… — меланхолично добавила Саша, покусывая бутерброд.
У матери не нашлось ответа. Она грустно взглянула на дочь, потом в окно, потом снова на дочь.
Взяв пульт, мама включила телевизор. Там местные новости. Репортёр на фоне пожарной машины сообщал про артиллерийский обстрел. Три человека погибли, десятки тяжело ранены.
«Могло быть и четыре, если бы не тот мужик, толкнувший меня», — мрачно думала Саша.
Мать переключила канал — показывали шахтёрский городок.
Переключила ещё раз — показывали поломанную страну.
Девушка тихо заметила:
— Столько про нас говорят, а сделать никто ничего не может.
— Цэ велика политика, а мы — малэньки люди, — телевизор выключился. — Никто не знает о нашем существовании.
— Но мы жители одной страны, — Саша бросила палец на жёлто-голубую карту, скрывающую облезлую часть стены. — Почему по нам долбят свои же?
— Они думают, що творят пользу своими ракетами с неба. Они хочут нас освободить.
— От кого нас освобождать, мама, от кого?
— Считают, що треба освободить от нас же самих. Пола’гают, що таки, як твой папа или дядя Серёжа — террористы.
т-тУфк-з
— Не хочу, чтобы так было! — воскликнула дочь, ударив кулаком по стене.
Карта пошатнулась и чуть не упала.
— Я тэж не хочу. Алэ що нам делать?
Теперь у Саши не нашлось ответа. Она молча доела суп и, поставив тарелку в раковину, очистила посуду тоненькой струйкой из-под крана.
На ночь воду отключают. Девушка потопала к себе в комнату, чтобы переждать этот удручающий момент.
Сегодня холоднее, чем вчера. Слышно пушечную канонаду и грохочущие взрывы вдали. Поэтому засыпала в наушниках, погружаясь в сон под музыку Boards of Canada.
Утром пропустила все уроки.
Когда пришла мать, Саша уже позавтракала.
— Ниче’го не болит?
— Почему ты меня не разбудила? Я проспала!
— После вчерашне’го не стала тревожить. Хотела, щоб ты отдохнула.
— Я не ранена и не больна. В школу всё равно ходить буду.
Дочка закрылась у себя.
Через полчаса открылась и, набравшись смелости, убежала в гости к однокласснице.
На улице мало людей. Раньше их было гораздо больше. Троллейбусы ещё катались, но девушка решила пройтись на своих двоих. И так уйму времени проводила в тесном помещении.
Вот здание, где обитает подруга Яна. Типичная девяти­этажка. У балконов торчат кондиционеры, у парадных подъездов сидят бабушки. Так и не скажешь: идёт война. Разве что на деревьях развешаны цветные метки, указывающие, где ещё ловится сигнал сотовой связи.
Саша пешком поднялась на восьмой этаж и нажала круглую кнопку в электрощитке.
дз-з-з
— Кто? — раздалось из-за двери.
— Тхэквондо.
— Сашк, — крикнула Яна и открыла дверь. — С тобой всё ок?
— Да так. Попала вчера под удар, — невозмутимо ответила Саша.
— Вот скотины, уже центр города бомбят. Около рынка, да? В школе об этом говорили.
— Ну такое-е… — девушка забралась внутрь прохладной квартиры и, сев в кресло, взялась за старый журнал. — А ещё что?
— Ещё вояки приходили. Рассказывали, где предохранитель на пистолете, и дали боевую гранату подержать. Тяжеленная такая.
— Значит, ничего не пропустила. Папа научил меня обращаться с оружием.
Закрыв журнал на развороте с жирным заголовком "Неизведанные удовольствия", девушка устремилась на балкон.
— Слу, — брякнула Яна. — Сегодня вроде без дождя, полезем в супермаркет? А?
Идея быть арестованной Сашу не слишком привлекала, но скучать в пустой квартире без связи хотелось ещё меньше.
Когда девочки выпили два стакана чая, они вышли на улицу и пошагали знакомым маршрутом в район аэропорта. По пути то и дело попадались частные дома со шрамами от артиллерийских снарядов, а дорога была поцарапана осколочными минами, будто с неба кто-то плюнул железной слюной.
Чем ближе к супермаркету, тем больше отпечатков войны: всюду брошенные строения, продырявленные дорожные знаки, воронки в асфальте, застрявший металл в побитых заборах, переломанные деревья… Но девушек это не удивляло.
Подруги гуляли и спокойно беседовали о кошках, встречающихся на пути. Разговаривали о фильмах, о новом кафе и о том, куда пойти учиться после школы.
На затуманенном горизонте проступило здание нового аэровокзала — раскуроченная стальная громадина. Вся в дырках, многочисленных разломах и крупных трещинах.
— Сань, вот проход, давай сюда.
Яна легла на бетонную плиту шестиугольной формы. Затем протиснулась под опавшим деревом и, пригибаясь, пошла в сторону магазина.
— Иду, иду, — сказала Саша, после чего склонилась к рельефному отпечатку железной гусеницы и поползла вслед.
Девочки подкрались к отверстию в разваленной стене и осторожно заглянули внутрь.
Темно. Пахнет крепким алкоголем. На полу рассыпаны мука и сахар. Подруги аккуратно прошли вдоль стены, чтоб не наследить.
Еды уцелело всего ничего. Сперва вытащили консервы, потом крупы и соль. Но ещё кое-где валялись упакованные и вполне съедобные продукты.
Девушки добрались до кондитерского отдела и торопливо забили рюкзаки шоколадом с различными сладостями.
На обратном пути стянули по банке газировки и так же аккуратно, как и пришли, двинулись к выходу.
Пролезли под упавшим деревом и… увидели двух вооружённых автоматами солдат. Один держал на мушке Яну, другой — Сашу.
— Э. Стопэ. Кто такие? — грубо спросил первый.
— Да это же мародёрки, — ответил второй.
— Отпустите, мы не мародёры! — воскликнула Саша.
пШть. я февраль, тридцатому. февраль тридцатому. задержали двух малявок в штатском. производим опознание. пШть.
— Да ладно, а в сумарях тогда что? — осведомился второй и сдёрнул рюкзаки. Заглянув туда волчьим взглядом, швырнул их на землю.
— Почему мы мародёрки? — закричала Саша. — Это ведь ничейное.
— А это главный разберётся. Грузи их, — приказал первый.
пШть. февраль тридцатому. нужен транспорт. подозрение на шпионаж. повторяю, подозрение на шпионаж. пШть.
— У меня брат тоже на фронте служит, он вас всех проучит, лучше отпустите нас. Мы же свои! — голосисто сказала Яна.
— Доброволец? — спросил первый.
— Ополченец, позывной Моторама, слышали о таком?
— Слышал, — заявил второй и подошёл к Яне. — А. Да, я эту дылду знаю. У неё ещё приступы бывают. Ну их на…
— Ладнэ. Проваливайте. Но если ещё раз здесь застукаем — отвезём в штаб.
Первый закончил говорить и ткнул автоматом в рюкзаки. Девочки наспех подобрали свои вещи, развернулись и, не оглядываясь, убежали в город.
пШть. февраль тридцатому. отбой на транспорт. отбой. пШть.