Вы мои!

Пролог

Аннотация:

– Ты беременна.

Платонов нависает надо мной. Голубые глаза в щелки сужены. Бицепсы, трицепсы и другие стальные выпуклости напряжены. Не мужик, а бронепоезд без тормозов. Того гляди раздавит.

Недавно оклемалась, до сих пор чувствую себя ужасно, а его мощная аура не только не помогает, а бетонной плитой в больничную койку вжимает.

– Да, врач мне только что об этом сообщил, – сиплю охрипшим горлом.

– То есть… ты не знала?

– Нет.

– И что делать собираешься?

Смотрю в упор и не моргаю.

– В перспективе – рожать, а на данном этапе отстреливать всех желающих предложить мне аборт.

– Отстреливать, значит? – двигает челюстью, явно вспоминая наше знакомство в тире и мои девять из десяти попаданий «в яблочко».

– Да, – киваю серьезно. – Уверена, не промахнусь.

Хмыкает.

– Пожалуй, я тоже уверен.

****************************

Дорогие мои! Добро пожаловать в мою новинку ❤️
Герои не новые, с ними мы много раз встречались в романе "Больше, чем сделка"

(Если пропустили - есть возможность прочитать, книга недавно завершена).

https://litnet.com/ru/reader/bolshe-chem-sdelka-b462142?c=5370539&p=1

Будет: напряженно и волнительно, ХЭ обязателен!

**************************

ПРОЛОГ

Плен – это ограничение свободы.

Плен – это угнетение.

Плен – это стресс и постоянная внутренняя борьба с самой собой.

Плен – это зыбучий песок, засасывающий и ломающий.

Плен – это перерождение.

Плен – это время, которое тянется резиной, но позволяет заглянуть внутрь себя и изменить угол зрения на многие привычные вещи, но, главное, на людей, находящихся поблизости. Кого-то отдалив и обесценив, а кого-то втянув в ближний круг.

Я пробыла в неволе пять дней.

Пять самых длинных, почти бесконечных, в моей жизни дней.

Пять самых страшных суток, за которые успела многое передумать и многое испытать, включая телесную боль.

Раньше меня никогда не били и не связывали. Теперь же в моей копилке истязаний имеются и содранные веревками до мяса запястья, за которые похитители подвешивали на крюк, и исполосованная ремнем спина, ощущаемая одной сплошной гематомой, пульсирующей красными вспышками бесконечной боли. Так, будто там, сзади, нет ни одного сантиметра здорового тела. Только рана. Одна сплошная полыхающая огнем рана.

А еще слабость от обезвоживания и голода, и, как вишенка на торте, жуткая простуда, вгоняющая в беспамятство и не отпускающая, сколько не пытаюсь ее побороть.

За пять дней я десятки раз мысленно попросила прощения и простилась с обожаемой бабулей – единственным родным человеком на всем белом свете. Поплакала над неудавшейся судьбой, ведь мне так и не довелось стать для кого-то любимой и единственной; не посчастливилось создать семью и родить детишек. И ни единожды заверила свою подругу по несчастью – Ирину Митину – что нисколько не виню ее в собственном похищении.

Да, я изначально была в курсе, что являюсь не целью бандитов, а всего лишь попутным грузом.

Нелепое стечение обстоятельств – оказалась не в том месте не в то время. И а-ух!

Меня схватили за компанию с Ириной, бывшей коллегой, с которой мы вместе работали в юридической конторе. Именно она являлась заказом арабского шейха, сошедшего с ума от славянской красавицы и умницы.

А я – той, чьи мучения должны были сломить сопротивление Митиной, вынудить ее согласиться покинуть родину и без вести пропасть на бескрайних пустынных просторах одной из восточных стран.

Я никогда не была белой и пушистой. Адвокатам такое не под силу. Знание законов нам нужно не только чтобы понимать, как их не нарушать, и вкладывать эти знания в головы других, но особенно, как уметь лавировать, их огибая, и попутно вытаскивать за уши клиентов, на чьи шеи нацелен разящий меч Фемиды.

Я никогда не страдала всепрощением. Подставлять правую щеку, если тебя ударили по левой… этот бред точно мной не культивировался. Единственное, на что я могла согласиться, это подставить правую щеку для отвода глаз, и пока обидчик бы замахивался, смачно зарядить ему промеж ног, чтобы искры из глаз полетели.

С Митиной ситуация была пограничной. Я могла как обвинить ее во всех смертных грехах, так и простить.

Уверена, она стойко ждала худшего: моей ненависти, моих криков и обвинений, что не предупредила об опасности, что потащила за собой хвостом в ад, что заставила испытывать боль и муки… и, говоря честно, я вполне могла такое выдать…

Как бы мы не любили других, себя любим больше…

Но все познается в моменте.

Те секунды моего истязания, когда мы смотрели с ней друг другу в глаза, практически ничего не замечая из-за слез, растянулись не просто в минуты, часы, они стали вечностью. Нашей с ней вечностью на двоих. Когда вред причиняли мне, нанося один за другим удары по беззащитной спине, а боль разделялась нами с подругой на двоих. И тишину здания рвал крик не только мой, но и Ирины. И неизвестно, чей звучал громче и пронзительней.