Какие ласковые, тополиные дни наступают в июне! Ослепительно синее небо разливается подобно морю, в нём, радостно кувыркаясь, начинают свой небесный хор птицы. Тысячи крылатых существ несут краски лета, щедро плескают их в море зелени – вырастают разнообразные цветы, пахнущие, как старое вино, как хороший чай. Горячий воздух, наполненный ароматами, становится густым. Лишь к вечеру шаловливый ветерок начинает играть с ветвями и травами свои оркестровые пьесы.
Каролина пела, пританцовывая на упругих ножках. Ей казалось, что исчезла крыша, и мелькающее солнечное зарево ворвалось в комнату, отражаясь в зеркале, стёклах шкафов, в стареньком графине, в фарфоровом стакане, в золотом медальоне, на старомодных фигурках слоников, на бутылке с лимонадом «Буратино», на вазе с цветами, на картине Брюллова «Всадница». В открытое окно влетает, кружась в столпе света, бабочка, которая садится на краешек вазы.
Проигрыватель играет популярную мелодию западной группы, и музыка плещет по комнате, и даже бабочка порхает в такт музыке.
Часы лукаво подмигивают, напоминая о времени, морщат носик, показывая стрелками долгожданный миг. Каролина взмахивает руками; ещё несколько лёгких движений – и на ней красуется небесно - голубое платье с рукавами – фонариками, с пышной юбкой да белые туфли – лодочки.
В окне показывается лукавое лицо подружки Марины, по нему ползёт солнечный зайчик! Марина смеётся, смахивает зайчика, но на плече её платья в горошек остаётся божья коровка, которая медленно ползет к её шейке. Марина дергает шейкой, ловит счастливую гостью, и та взлетает с её пальца.
Она зовёт Каролинку, та выпархивает, не забыв поторопить чопорных родителей.
Кудрявый круглощекий папа повязывает галстук и рассказывает о поездке своего приятеля на лесное озеро, а озабоченная мама, стоя у зеркала, что-то мычит в ответ напомаженными губами.
На липовом бульваре Каролинка и Марина встречают главного артиста класса – Витьку. Немного нелепый, длиннорукий, но поразительно ловкий, упакованный в новый костюм, он звенит гитарой, а его крепкий черноголовый отец ожидает на скамейке с газетой.
Витька шумно приветствует Каролинку и Марину, сопровождает их, умудряясь приобнять по очереди каждую.
Вечерний ветерок волнует море листвы, скользят юркие автомобили, да звенит трамвай на повороте. Сочные жёлто-синие краски вечера разливаются по городу.
У здания школы уже стоят группки нарядно одетых, блещущих красотой выпускников. То и дело щёлкают фотоаппараты, со смехом застывают выпускники, а мелодия «Когда уйдем со школьного двора» вызывает прилив ностальгии по прошедшим школьным временам и одновременно радость от того, что уже всё давно закончилось, и начинается новая, таинственная и опасная взрослая жизнь, и она, как бегущая в дымке извилистая дорога, теряется где-то вдали.
Каролинка смотрит на стареньких учителей, слёзы застывают в её горле – ведь ничего этого уже не будет! Нет, всё, конечно, останется в ней – уроки, парты, перьевые ручки, учебники, экзамены, экскурсии, кроссы, колхозы, праздники – в общем, весь этот нескончаемый разноцветный карнавал. Всё это останется в её памяти, как зеркало, которое затуманивается и которое нужно протирать от мрака времени. Останется в фотографиях, желтеющих, словно цветы, и увядающих с годами. Останется в её друзьях и подругах, которые разлетятся по миру, словно птицы – учиться и вить свои гнёзда. Они, её родные одноклассники и друзья, станут солиднее. Станут кем-то, превратятся в кого-то, но, при этом, оставив внутри себя частичку из солнечного детства.
Всё это понимал и выпускник из параллельного класса Степан. Понимал, но мало об этом думал. Он так хотел понравиться Каролинке, он смешивал в палитре живописца таинства встреч, очарований, гибкие танцы и тайны синей ночи, яркие, как плеск зари, улыбки и вкус поцелуев, душистых и мягких, как лепесток цветка. Он думал о выпускном вечере, как о последнем глотке сладкого вина юношеской любви – ему грозила армия, а девушки, будто мотыльки, быстро улетают и также быстро выбирают цветок, куда им сесть.
Новый костюм, чёрный, как ночь, безукоризненный, таинственный и глубокий поджидал его, готовый сочетаться с ослепительной белизной сорочки и зелёным, узким, будто змея, галстуком.
***
Словно пробуя новый костюм, поскрипывая лакированными туфлями, Степан чёрной фигурой скользил по горячей жёлтой улице, и за ним бежала ласковой дрожью тёмно-серая тень.
Орест Павлович Шатров смотрел на него из окна. Блеск его очков, скользнув зайчиком по лицу Степана, заставил юношу обернуться.
Ореста Павловича Степан знал хорошо, ведь он был счастливым обладателем библиотечной комнаты, в которую юный Степа вступал, словно в храм. Пирамиды таинственных книг, эти циклопические груды историй, героев, ситуаций, путешествий, знаний зашифровались значками в пожелтевших страницах. Распахнув фолиант, под светом старинной лампы с зелёным абажуром, Стёпа осторожно входил в мир книги, затем, перебегая с шелестом со страницы на страницу, общался с героями, как с птицами, которые садились к нему на руку клевать зерно.
Орест Павлович подозвал к себе Стёпу. Когда тот вошел в полутёмную прохладу его книжного храма, сказал:
- Стёпа, я тебя поздравляю! Но помни – Честертон сказал о синих тиграх, что это символ изысканной мощи!