Серое небо качалось над осенним лесом в такт широкой рыси коня. Высокие сосны хмуро шумели верхушками и вздрагивали под порывами ветра, но внизу, на тропе, было даже тепло. День выдался не слишком холодный, и неяркое солнце конца октября то и дело высовывало озябший бок из-под краешка белых облаков. Одинокий всадник, ехавший по натоптанной лесной дороге, свернул на развилке, снял шапку, взъерошил взмокшие волосы. Он торопился. Сунул руку за пазуху, пощупал закутанный в замшу сверток. Драгоценность – пуще жизни, если не довезет, головы ему не сносить.
Уже перевалило за полдень, и лес по обеим сторонам дороги сжался, уступая место приметам человеческого жилья. Потянулись распаханные делянки и огороды, послышались издалека крики петухов и звон железа из кузницы. За следующим поворотом должны показаться крыши домов… надо же, столько лет прошло, а он еще помнит эту дорогу.
Въехав на неширокую деревенскую улицу, всадник пустил коня шагом. Встречные с любопытством посматривали ему вслед, но ни о чем не спрашивали. Здешние жители вообще отличались молчаливостью и умением не задавать ненужных вопросов.
Поравнявшись с небольшим деревянным домом почти в самом конце улицы, всадник остановился. Спешился, заглянул через забор в палисадник, за которым качались яркие, разноцветные шары поздних осенних астр. Постучал в ворота. Молоденькая яблоня, закрывающая окно дома, уже облетела; грустно висели на самых верхних ветвях мелкие сморщенные яблочки, до которых не успели добраться мальчишки.
В глубине двора, за некрашеными новыми воротами залаял пес. Хлопнула дверь, простучали легкие, быстрые шаги, стукнул засов. Калитка отворилась, и невысокая, полноватая женщина недоуменно и встревожено взглянула на нежданного гостя.
А потом побледнела и отступила на шаг. Узнала.
Всадник снял шляпу – и поклонился, едва не достав до земли.
- Здравствуй, Митка, - негромко проговорил он. – Войти позволишь?
- Дарн, - проговорила женщина, отводя выбившуюся из-под платка прядь светло-русых волос. Темные встревоженные глаза ее не отрывались от лица всадника. – Что привело родича князя в нашу глушь?
- Княжье слово к тебе, Мита…
- Какое может быть дело у князя – ко мне? – женщина пожала плечами. – Входи, если так. Выпьешь молока с дороги?
Во дворе возился у поленницы тощий темноволосый подросток. Он увидел гостя и поклонился, опустив хмурые глаза – зеленые, похожие на ягоды крыжовника в летнюю пору. И не заметил, как Дарн окинул его беглым взглядом – а потом стремительно обернулся к женщине.
- Митка… сын?
- Сын, - кивнула она.
- Сколько же лет ему?
- Двенадцать. И вовсе не обязательно так кричать, - отозвалась женщина спокойно.
Просторная, очень чистая комната встретила их запахом свежевыпеченного хлеба. Теплом тянуло от большой, недавно выбеленной печи. На столе, покрытом вышитой скатертью, стояли в кринке астры – такие же, как в палисаднике, и веточка лиственницы. Дарн облизнул губы, покачнулся устало, и Мита кивнула ему на лавку:
- Садись. Молока хочешь?
- Обожди, Митка, - Дарн вздохнул. Посерьезнел, выпрямился. - Князь… его светлость кланяется тебе и просит принять от него подарок.
Распахнулся в руках княжьего вестника небольшой сверток – и Митка отступила к порогу, опуская руки. Переливался благородной строгостью светло-серый шелк, раскатившись едва ли не до земли. Моточки ниток светились в лучах неяркого солнца – красные, золотые, белые… разные. Новенькие, манили круглыми боками деревянные пяльцы.
- Что это? – спросила Мита. Спокойно спросила, словно о пустяке. Словно и не в диковинку было, словно не дрогнули пальцы, отзываясь живой памятью.
- Подарок, - повторил Дарн и вздохнул. – Мита, я расскажу…
- Олль, - крикнула женщина, приоткрыв дверь, - тащи с ледника щи, обедать будем. Садись, - обернулась она, - в ногах правды нет. Пообедаем, потом все расскажешь. Я чаю, не горит твое дело?
После обеда солнце окончательно спряталось за серые тучи. Пасмурнело, собирался дождь. До заката еще далеко, но так и тянет зажечь свечи, чтобы прогнать тяжелое ощущение слепоты, почти беды. Тем более, если притягивает взгляд благородный шелк, и пальцы тянутся, чтобы погладить моточки ниток.
- … вот так и вышло, Митка, - закончил гонец, - что нет у нас боле иного выхода. Всем пропадать – или биться всем миром.
- Что я могу? - тяжело проговорила Мита. – Мне отдавать нечего...
- Князь тебя просит, Митка…
- Князь? – женщина усмехнулась. – Где он был, ваш князь, тринадцать лет назад? Поздно, Дарн. Если князь Милош…
- Не Милош, - тихо сказал гонец Дарн. – Милош убит. Янир нынче княжит, Митка.
На миг женщина прикрыла глаза, блеснувшие горьким пламенем.
- Как давно?
- С полмесяца.