Высокое погружение

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Автор сердечно благодарит
моего друга-волшебника Антона
и моего замечательного брата Марка
за помощь и поддержку

Все события, изложенные в книге, вымышлены. Все образы и модели персонажей книги – плод воображения автора, и их действительный возраст – 18 лет и старше.

Помощница главного режиссёра вышла из-за стола и сделала несколько шагов по кабинету, обходя полукругом стоящего в центре помещения стройного юношу и внимательно его оглядывая. Была она в свои сорок пять женщиной довольно грузной, и такие выходы редко себе позволяла. Но и поступки у неё порой бывали непредсказуемые.

«Прямо как покупатель, разглядывающий породистого коня», – без особой приязни подумала Светлана, стоящая поодаль.

– Что ж, – произнесла Людмила Пронина, завершив свой короткий проход и сделав какие-то выводы. – Типаж хорош. Ваша последняя роль в Русском национальном театре? Напомните, кого вы играли?

– Арамиса, – улыбнулся Денис и даже приосанился. Кисть его правой руки изящно двинулась влево, словно бы молодой человек собирался обхватить ладонью эфес несуществующей шпаги.

– У вас ставили «Трёх мушкетёров»? – подняла прореженные брови Пронина.

– Нет, – опять улыбнулся юноша, показав белоснежные зубы. – Это фантазия нашего драматурга по мотивам книги, называлась «Колье королевы Анны». Фабула весьма далека от оригинала, если уж честно. Но публике нравилась...

Денис Тилляев помрачнел. Светлана Севостьянова хорошо понимала, насколько нелёгким было решение молодого человека всё бросить и уехать из столицы бывшей союзной республики сюда, в Нижнеманск. Этот город, несмотря на статус краевого центра, наверняка казался юноше захолустьем. Но куда было деваться актеру воистину погорелого театра?

– Кассета, которую вы принесли, содержит запись именно этой... фантазии?

– Генеральную репетицию, – ответил Денис. – Плюс там ещё съемка выпускного спектакля.

– А что вы ставили?

– «Мера за меру».

– Замахнулись на Вильяма нашего Шекспира? – задала Пронина  риторический вопрос, не показывая эмоций.

Тилляев  озадаченно моргнул, но решил промолчать. Светлана не могла не отметить удивительную длину пушистых ресниц, не в первый раз задав себе вопрос: ну почему природа зачастую столь несправедливо одаряет мужчин атрибутами, которые гораздо нужнее женщинам?! Опять же , эти изящные руки, нервные музыкальные пальцы... Довольно длинные, очень красивые волнистые волосы, и цвет хороший, что называется «всесезонный» – средний между скандинавским блондом и светлой пшеницей. Небесно-голубые глаза. Нежная, чистая кожа лица... И вот только эти тонкие усики и намечающаяся бородка а-ля юный французский или испанский дворянин немного портят картину. Или дополняют?

– Светлана Викторовна, – сказала Пронина, – будьте так добры, возьмите эту кассету и посмотрите её сами. У вас есть видеомагнитофон?

– Да, есть, – подтвердила Севостьянова .

– Кстати, – вдруг вспомнила Людмила. – Вы ведь были знакомы с главрежем Русского национального театра?

– Да, более того, они два года назад даже приезжали к нам на гастроли...

– Ну, это без меня было, значит, – сказала Пронина. – Он ничего не просил передать... просто так, на словах? Кроме того, что мы все... – помрежа встретилась взглядом сначала с Денисом, потом – со Светланой – …уже и так знаем.

«Конечно, Василий Степанович просил кое-что сказать... Только вот не тебе, а Евгению Эдуардовичу, на чьём месте ты сейчас сидишь», – подумала Светлана.

Однако решила кое-что прояснить.

– Ласкевич очень тяжело перенёс закрытие театра, – мрачно проговорила она, словно стояла сейчас на сцене, играя роль обманутой жены, и сообщала зрителям о вынужденном решении бросить мужа. – Но к этому давно шло. Крайне неприятные коллизии с новой властью, инсинуации местного духовенства, негативно относящегося даже к мусульманскому театру. Я уж не говорю о бытовых конфликтах, из-за которых многим русским людям пришлось уезжать...

Денис вздохнул, как бы подтверждая эти слова. По сути, так оно и было –русский (а если уж на то пошло – традиционный европейский) драматический театр новая страна попросту отторгла как чуждый, инородный для неё элемент.

– Да, я знаю это, – покачала головой Пронина.

– И поскольку труппу невозможно передать какому бы то ни было театру в России целиком, Ласкевич предложил некоторым знакомым ему коллегам принять по одному-два человека в их труппы.

– Ясно. И Атаманов, значит, выбрал вас? – помрежа вновь посмотрела в глаза Денису. Молодой человек выдержал этот взгляд – ну, так актер же... Пусть совсем ещё неопытный, но всё-таки.

«Какого же он года?» – вдруг подумала Светлана.

– И вам сейчас полных лет?.. – озвучила её непроизнесённый вопрос Людмила.

– Девятнадцать, как в паспорте, – ответил Денис, смотря при этом на Севостьянову. Несомненно, молодой человек уже успел отметить все особенности этой яркой женщины и уж наверняка хорошей актрисы. Красивое имя – Света, ей очень идёт... Тёмные с золотистым отливом волосы чуть ниже плеч, перехваченные ободком, не по возрасту гладкая шея – Денис уже слышал краем уха, что актрисе далеко за тридцать. Возле зеленовато-карих глаз, демонстративно излучающих выражение кажущейся покорности, наметились мягкие лучики. Нос небольшой, прямой; подбородок чуть выдаётся вперёд, что, наверное, говорит об упрямстве. Губы лишены той чувственной припухлости, свойственной страстным натурам, но верхняя чуть приподнята, и это притягивает взгляд, вызывая неосторожные мысли.

– Так... Но было сказано, что вы около года находились в труппе театра. Вы окончили училище?

– Окончил, конечно... В школу я пошёл с шести лет, поступил в училище с одной попытки. Мастер нашего курса уже с первых же капустников негласно отбирала претендентов для Русского национального, и вот... Я приступил к репетициям ещё до вручения диплома. Нас уже осталось не так много, но мы до последнего надеялись, что театр проживёт хотя бы лет пять.