Вызов Кьянаха

Вызов Кьянаха

Стол под открытым небом накрыли к тому времени, как последний луч закатного солнца вспыхнул и померк на горизонте Зеркальных земель. Просторный, окруженный двухэтажными домами двор освещали факелы и свечи, и голодной тьме оставалось лишь бессильно окружить дальние углы поместья. Его хозяйка Янарда, матерь единственного клана пеерв в этом королевстве, сидела во главе стола — веселая, радушная, — и приковывала к себе взгляды собравшихся.

Затаенная в сердце Ириты печаль рвалась наружу, но заглушать некстати высвободившиеся из плена мысли больше не было нужды. Раньше Ирита не позволяла себе подобных размышлений, но теперь, когда дом так далеко — нет, когда он вовсе перестал существовать, внутри, в сердце, — никто не мог пристыдить её за дерзость.

Наша Матерь никогда… Она ни разу… Мы совсем не…

Что? Всё сразу. Никогда не собирались за одним столом. Никогда не приглашали гостей. Никогда Матерь не находилась в центре внимания просто потому, что улыбается, шутит и нежно заботится о других. Всегда лишь две причины тому, почему взгляды прикованы к этому стареющему, строгому, но всё еще красивому лицу — обидные упреки и надоевшие поучения.

Элиот едва ощутимо дотронулся до руки Ириты. Она подняла взгляд, но задумчивость с лица не исчезла.

— Тебе не нравится? — спросил он шепотом.

— Всё чудесно, — Ирита улыбнулась с тенью грусти. — Мы никогда не устраивали подобных застолий.

— Лучше не видеть никаких застолий, чем такие, какие устраивают кадеты, — Элиот хитро подмигнул и выпрямился с самым невозмутимым и невинным видом.

— Теперь тебе придется меня пригласить.

Элиот спрятал улыбку за кубком вина.

— Ни в чем себе не отказывайте! — громко объявила Янарда, смотря на гостей и обводя руками стол. — Сегодня мы пируем!

Пеервы и мужчины вскинули чаши и кубки под хор радостных возгласов, и эта единодушная волна подхватила Ириту с Элиотом. Пировали на славу: допивали до дна и снова наливали вино; поджаренные тушки кур, уток и ягнят разрывали на части и щедро раскладывали по тарелкам; пиалы с ароматными овощами и фруктами пустели на глазах, а пироги с «секретной начинкой» Алезхии уже с трудом помещались в желудках.

Не было и минуты, чтобы за стол присела тишина. Одни разговоры перетекали в другие — только успевай вращать головой и выхватывать обрывки захватывающих историй. Возгласы мужчин и переливчатый смех женщин соединялись в понятную на всех языках мелодию празднества.

Под уговоры и улюлюканья Янарда запела короткую южную песню на неизвестном для гостей наречии. Ее голос с первых нот овладевал разумом, стирая любые мысли, избавляя от забот, заполняя собой всё сознание. Следом он подчинял себе и тело: хотелось повернуться к Янарде, дотронуться до обладательницы этого чарующего голоса, запеть вместе с ней. Однако никто не посмеет произнести хоть слово и вплести в идеальную песню свой презренный голос.

Даже Ирита ощутила мощь этого дара, но, в отличие от Элиота — он разве что рот не раскрыл от восхищения, — магия не сковала ее полностью. Под этот голос, подумалось ей, развязываются и стихают войны, мужчины убивают и щадят друг друга, замолкают птицы, и ничто больше не имеет значения, кроме самой песни и вплетенных в мелодию замыслов. Все за столом хлопали в ладоши, но с обожанием и безграничной любовью на нее смотрел только один человек.

— А ты — не мужик! — указав пальцем на гостя, внезапно высказался Кьянах. Верный возлюбленный, муж Янарды, как всегда, напился раньше всех, и слова из его рта понеслись быстрее, чем мысли и пустынные скакуны.

— Что? — отозвался на обвинение сидевший напротив и чуть поодаль Элиот. — Ты говоришь с королевским рыцарем, Кьянах. Неужели считаешь, на службе нашего короля рыцари — не мужчины?

— Он просто пьян, — быстро шепнула Ирита, но слух Кьянаха, как выяснилось, даже под вином не притуплялся.

— Я пьян, но за каждое слово свое отвечаю! В гостеприимном клане Янарды мужик не мужик до тех пор, пока не оседлает Фараю! — он шлепнул ладонью по столу.

— О, Кьянах, перестань, — Янарда махнула рукой, лукаво улыбаясь. — Гости проделали долгий путь, им не до твоих испытаний.

— Цыц, любимая! — Кьянах громко икнул.

— Фарая? Кто это? Имя лошадиное, — Элиот непринужденно отпил из кубка.

— Рокгакский дракон! — гордо выпалил Кьянах, и по подбородку Элиота полилось вино.

— Оседлать… рокгакского дракона? — удивление на лице Ириты плавно сменилось испугом. — Но ведь их нет даже в королевской армии. Да? — Она обратилась к Элиоту, и тот лишь кивнул, сверля взглядом кусок жареного ягненка на тарелке.

— В этом и состоит испытание! Каждый мужик за этим столом оседлал Фараю, потому-то сидит с нами и делит пищу с кровом! А ты, королевский рыцарь, достоин нашего стола и крова? — взгляды десяти пеерв и мужей устремились на гостя.

Элиоту повезло, что желтый свет огня сокрыл бледность его лица. Он поднял кубок деревянной от напряжения рукой, одним глотком осушил и с вызовом посмотрел на Кьянаха.

— Тащи сюда своего дракона!

Радостный гвалт накрыл двор, вслед за тостами последовал звон кубков, все присутствующие возбудились от предстоящего зрелища. Только Ирита смотрела на Элиота с подозрением и тревогой.