Взрослая жизнь

Взрослая жизнь

Последний кофе… и точка.

Сегодня он горше хины…

в него б коньяку чуточек,

а лучше – щепоть стрихнина.

Елена Зимовец

С некоторых пор в скромную, необыкновенно застенчивую Зойку вселилось нечто, о чём она смутно догадывалась, но даже себе не смела признаться. В её, несформированное ещё девичье сознание просочилось нечто невообразимое, о чём девушка помышлять не смела, а тело и вовсе сошло с ума.

Теперь ей захотелось такого, отчего хочется визжать. Страшно подумать, до чего Зойке становилось хорошо, когда она принимала бессовестные, вызывающе непристойные позы, когда дрожала, дотрагиваясь до того, о чём вообще стыдно говорить и думать, чувствуя до безобразия сладкое возбуждение.

От прикосновений и поглаживаний собственного тела, но с мыслями о нём, девушку бросало, попеременно, то в жар, то в холод. Голову заполнял густой вращающийся туман, предвкушением сладкого блаженства сводило живот и бёдра, в низ живота стремительно проникала горячая волна, разжигающая ненасытную чувственность.

Указательный пальчик (прикасаться к кнопочке вызова блаженства было ужасно стыдно), скользил по кромке трепещущей раковины, нащупывал заветную жемчужину и застывал, чувствуя, как из-под неё сочится густой сироп.

Дыхание, пульс, сознание – всё разом выходило из-под контроля, где-то в глубине рождалось ощущение чуда, которое росло, росло и вдруг рассыпалось яркими всполохами, заставляя стонать, выгибаться и вибрировать.

Потом в воздухе надолго зависала непонятная тишина, все до единой мысли высасывал вакуум. По телу разливалась невыносимо приятная лень, ужасно хотелось пить, съесть конфетку, ещё лучше целую плитку шоколада.

На этой мысли Зойку накрывала сонливость. Она закрывала глаза и включала непослушное отчего-то воображение, которое нехотя ткало почти бесформенный образ того, кто должен был присниться.

А сейчас девушка танцевала, выплёскивая наружу избыток энергии, помогая себе голосом, – ля-ля-ля, ляля-ляля-а-а-а, я влюби-и-и-и-и-лась, – с чувством, в переменной тональности, от драматически хохочущего утверждения, до лирически нежного признания себе, со слезой в голосе, используя при этом разные музыкальные размеры.

С нескрываемым наслаждением вокалировала перед зеркалом в полный рост нагая до непристойности Зойка, стройная восемнадцатилетняя хохотушка, внимательно разглядывая себя со всех сторон, – ляляляля, ха-ха, он мой, а прочее неважно!!!
Число восклицательных знаков в данной ситуации не имело значения: она была беззаботна, весела и бесконечно счастлива.
Девушка с нескрываемым восхищением смотрела на худющие, но стройные ножки, на малюсенькую, не больше недозрелых яблочек, тугую грудь, до которой невозможно было дотронуться, чтобы не ойкнуть – настолько было приятно осознавать себя не просто влюблённой девчонкой, а почти женщиной, настоящей женщиной, которую любят.
– Ой, мамочки, – сладко представляла Зоя как Лёнька с головой залезает под блузку. Выше, ещё выше. Здесь. О-о-ой, кажется опять!
О том, что происходило дальше, Зойка не поведала бы даже под пыткой. Это были ощущения на грани.
Даже рядом с Лёшей, самым первым в её жизни мужчиной, она ещё ни разу не была настолько счастливой и раскованной.
На самом деле ничего между ними такого пока не было. Воображаемая любовь, но такая страстная. Он ловко держал её за талию, шептал на ушко удивительные слова, щёкотно дул на лицо и шею, целовал.

Да, целовал, что в этом такого! Зойка готова была раствориться в нём, не то, что губы подставить.

Она была уверена – он любит её. Любит, любит, любит!

Откуда она это знает? Да не знает она, откуда… но знает!
Лёньке двадцать шесть, ей восемнадцать.
Буквально через два месяца после первого свидания Зойка с нескрываемым наслаждением отдалась.

Неважно, что конфетный сезон такой короткий, если по-настоящему любишь.
Лёнька был такой настоящий, такой необыкновенный, такой чуткий и ласковый!
Зойка задыхалась, когда повествовала подругам о нём – о мужчине её мечты.
Что было после, что вначале, о том она красноречиво молчала.

Это была их личная сокровенная тайна. Разве таким делятся!
Лёша приходил два раза в неделю, приносил цветы, сувениры и целовал, целовал.

Если бы вы знали, сколько чувства он вкладывал в поцелуи, как ловко раздвигал языком губы.
Зойка боялась папы, его реакции на взросление, потому они шли исполнять танец страсти на берег реки, в тайный затон, где был малюсенький рыбацкий домик.

Добирались на лодке, которую Лёша без спроса брал на берегу. Уже тогда у Зойки от наслаждения вперемежку со страхом дрожали ноги.

Зажигали костёр, пили чай, мечтали, а потом...
Как нежно, как страстно он делал это!
Похожее наслаждение она испытывала, доводя себя до экстаза самостоятельно, но это, когда мужчина в тебе, когда видишь его глаза, держишь его руки, а блаженство по всему телу разливается как бы само.

Первый раз было не так. Зойка рассердилась, обиделась. Всплакнула..

Лёша убедил попробовать ещё.

Ощущение полёта пришло не сразу, но появилось, и больше не покидало сознание.
Их безумно притягивало нечто сверхъестественное, магическое.

Часы разлуки тянулись бесконечно долго. Лёша не объяснял, почему встречи случаются редко, а Зоя стеснялась спросить.

Она вообще ничего про любимого, про его работу, его семью, не знала, хотя о себе рассказала всё-всё, даже то, что должна была хранить в тайне.

То, что творилось у неё в голове, что воспалённое воображение превращало в наваждение. В одержимость, невозможно описать словами: Зойка текла как ключевой источник – круглосуточно, стоило лишь вспомнить родное имя или представить нечто, связанное с ним.
Влюблённые всегда держались за руки, обнимались, когда оставались вдвоём. Это было так здорово, так естественно.
Однажды они что-то справляли у друзей, припозднились. Хорошо, что Зоя папу предупредила заранее, будто у Алёны заночует.