Ханг. Хозяин Багровых лесов

Глава I. Змеиный остров

Внезапно я стал как они…

Слабым, озлобленным и глухим.

И сердце замерло в ожидании осени.

Запах сырой земли, мха и масла окутал холм Змеиного острова. Жар факелов, коптящих над заболоченными территориями, не принадлежащими никому из известных видов, разогнал гадюк, щитомордников и ужей по их норам в непроходимые, вероломные топи.

Надвигалась ночь. Вокруг серых высохших деревьев и кривых коряг роились голодные комары и мелкие тучки мошек. Тая в своих глубинах нескончаемое число паразитов, этот кусочек проклятой земли стал полем сражения.

С грозными звуками войны лицом к лицу столкнулись древний мохийский и народ хаин. Во главе мохийцев стояла рыжеволосая, не очень рослая, как и все мохийцы, хозяйка Южных лесов Эрива. Те леса расположились «на шее» реки Зверя. Место светлое, чистое, как горные ручьи, которые били из-под отвесных скал. Изобилие пищи, самоцветов, золота и серебра не раз привлекало внимание врагов, но давняя междоусобица не сводилась к золоту и драгоценным камням. Территории противника, тянущиеся на северо-запад от реки, расположенные в «пасти», кишели живностью. Серебряные руды, словно камни, устилали дно старых рек. Самоцветам не было числа… Золота не было. И как-то у хаинцев не привилась любовь к красно-жёлтому металлу, напоминающему волосы заклятых врагов. Ведь каждый мохиец недолюбливал хаинца, а каждый хаинский воин люто ненавидел мохиского лучника или мечника.

Эрива и владыка Волчьей Пасти, хозяин Северо-Западных лесов Метир, хаинский воин и правитель с малых лет, ударами древка высокородного знамени поприветствовали друг друга.

Эрива вошла в центр замкнувшегося круга и устремила свои полыхающие зелёные глаза на вражеское войско.

— Метир!

Она громко выкрикнула имя чужеземного правителя, пробиваясь сквозь голоса хаинских воинов. Те чётко, с гремящими звуками лат, о которые били металлические перчатки, разносили: — Смерть мохийцам!

— Смерть хаинцам! — доносилось в ответ.

— Владыка, даже не думай поддаваться уговорам вражеской девки!

Дорогу Метиру преградили советники. Трое бывалых мужей в серебряных латах и пурпурных плащах стеной выстроились перед ним на влажной от росы траве.

— Она ведьма! — заявил один, что был пониже и потолще остальных. Длинная щетина над его губой забавно шевелилась, когда он говорил, и Метир не мог не посмеяться над ним.

— Как и все они, — поддержал второй, очень серьёзный и какой-то бледный, будто ему в этой жизни солнца не хватало, бородёнка и та выглядела серой и скудной. — Они наши заклятые враги.

Говорили они в один голос. Старость уродовала их мрачные лица. Лютые, закалённые вояки, израненные морщинами, с поседевшими тёмными волосами и выгоревшими золотыми глазами, твёрдо стояли на своём. Метир же, молодой, с яркой внешностью мужчина, хмыкал и скалился в дерзкой улыбке.

— Да вы только посмотрите на эту рыжую бестию. Она бросает мне вызов так, будто дней за её плечами не счесть. Присмотритесь, верные мужи, она ещё девчонка. Чего вы так напугались?!

— Мы, господин, многое повидали. Пусть глаза не обманывают тебя. Ты правильно сказал, бестия! Всё, что ты видишь — обман. Обман её светлая кожа и алые губы. Изящный стан и солнечные локоны — ловушка. Обманчив и возраст.

Самый старший вояка вышел вперёд всех и покачал головой.

— Вижу я, мой господин, молод ты и не внемлешь голосу разума. Улыбаешься. И не можешь скрыть. Наверняка думаешь, что если посадишь её подле себя на троне, то и о сражении можно позабыть?

Он посмотрел в золотые сверкающие от перевозбуждения глаза владыки, на играющие в порывах ветра тёмные локоны волос, ощутил парящую в воздухе беззаботную молодость, и ещё раз вздохнул.

— Оставь мысли об этом. Свою избранницу ты найдёшь по другую сторону течения, — сказал он, преграждая путь Метиру. Высокий и сбитый, он, подобно туче, затмил солнце.

— Нет, Ризагор! Я решил! — воскликнул Метир и взмахнул рукой.

— Смирись! — гаркнул воевода, и правитель Северо-Западных лесов затих, уставившись на округлые латы, выпячивающие пузо Ризагора. — Ты и она — рабы своего народа, — продолжил он низким протяжным голосом.

— Не могу, — тихо сказал Метир, ещё раз подумав. — Я слышал о небывалой красоте юной мохийской правительницы. А теперь, когда убедился лично, и ты сказал об этом вслух, могу признаться, что испытываю слабость перед Эривой. В коленях стучит, в глазах делается то пёстро, то темно. Ведь если она настолько хороша в рыцарских латах, то что будет, предстань она в платье, расшитом серебром и изумрудами, в остроконечной короне с алыми каменьями в огненных волосах? Наверное, я буду готов есть с её нежных рук и перебирать между пальцами золотые локоны, благоухающие ночными фиалками и колокольчиками, влажными от росы. Ах, Ризагор, как хорошо, что сейчас у неё за спиной болтается эта дурная коса с пучками болотной травы, иначе бы я вконец опозорился.

— Господин, — взвыл Ризагор, покачивая головой, — то тина болотная, а не колокольчики!

— Прочь с дороги, Ризагор! — Метир гордо вскинул голову, схватился за эфес меча, заправленного в ножны, и подался вперёд.

— Прислушайся ко мне, владыка! — сказал Ризагор по-отечески ласково и опустил свои тяжёлые руки на плечи Метира. — Ты околдован. Мы превосходим их в численности. Отступи. Подумай, что будет с нашим народом, если мы потеряем тебя в этих топях?