Хантер

основа книги

Hunter.

– Ты что делаешь, идиот!? Кретин!! Сволочь!! Быдло!!!

"Идиот" и "кретин" – ладно, в этом есть доля истины, "сволочь" тоже справедливо, но вот "быдло" – извините. Не по адресу.

– На себя посмотри! В зеркало! Там не быдло – ЧМО увидишь!

Дамочка за рулём мерседеса инстинктивно глянула в зеркало в салоне, затем на боковое. Конструкторы автомобилей предназначают их для обзора дороги сзади машины, отчего они так и называются "Зеркала заднего вида". Но у большинства водителей противоположного, можно даже сказать противоестественного для управления автомобилем, пола эти зеркала служат не для наблюдения за дорожной обстановкой, а для созерцания объекта гораздо более важного и интересного – себя любимой. Очевидно, в зеркале что-то оказалось не так, и дамочка задумалась. Тем временем на светофоре загорелся зелёный свет, и сзади раздался требовательный сигнал, сопровождавшийся эпитетами, не только подтверждающими прозвучавшее на этом прекрёстке ранее, но и заметно дополняющими образ водителя мерседеса новыми колоритными чертами. Раздался визг резины, и зазевавшийся автомобиль рванул с места. "На сегодня кое у кого настроение испорчено. "Ездунья" ...

Раздалось характерное звяканье, и в руке ближнего гоблинка заплясало лезвие "бабочки".

–Мобилу сюда-а, быстро-о, не по-онял!? – по гопничьи, нараспев, прогундосил  новоиспечённый "хозяин жизни" и тёмных переулков,– карма-аны выворачивай, дядя!

–Да не вопрос, племянничек! Курточку тебе? Видать, замёрз, бедненький? И телефончик – маме позвонить, что задержишься? В больничку собрался, полежать? Ну, это как повезёт. То есть, коли жив останешься.

Мужчина быстрым движением расстегнул куртку и ловко выхватил что-то длинное, засверкавшее острой сталью. Что это такое, разглядеть было невозможно, потому что в руках владельца оно превратилось в сверкающую сферу. Загудел воздух, рассекаемый острой сталью. Через какое то мгновение любитель "бабочек", по-поросячьи взвизгнув, рухнул на мокрый асфальт. Его приятель успел отскочить, но и ему тоже досталось – боль в рассечённой руке заставила его согнуться в три погибели.

– Ты чё, мужик!? Совсем!? Лёху убили-и. помогите-е!

–Так моего племяша Алёшей зовут? Хорошее имя, – мужчина задумчиво посмотрел на клинок в своей руке, – а вот это зовётся кухри, в Непале сделано, и не на сувенирной фабрике, а старым мастером, для ближнего боя отличная вещь. Ну, а тебя то как величают? Один родственничек уже есть, сейчас вторым обзаведусь, а, сынок? Давай ка я тебя за "мужика"– то по-отцовски взгрею, снимай штаны!

–Ты чё, урод! Убью, козёл! – завизжал "сынок", потянувшийся к лежащему перед ним ножу. Но получив удар плоскостью лезвия кухри по коротко остриженной голове, взвыл и схватился за неё, пачкая щеку сочащейся из правой руки кровью.

–Вот дибилы пошли, я же ему обыкновенного ремня хотел всыпать. А Лёха твой жив и ты будешь. От удара плашмя не умирают. Были б мозги, то возможно было бы сотрясение. А вам то чего бояться?

Мужчина спрятал в ножны под курткой свой тускло мерцающий клинок, затем подобрал валявшиеся ножи и брезгливо рассмотрел их. Дешёвая китайская подделка под индонезийский балисонг и так называемая "выкидуха", тоже продукция "Поднебесной империи". Сталь дерьмовая, всё собрано "на коленке", винты болтаются, у выкидного лезвие скоро само начнёт выскакивать в кармане, так и чего отрезать может. Хозяину такие ножики опаснее, чем противнику. Но убить можно и этими. И чаще всего такими-то убивают. Да ещё кухонными ножами. Мужчина спокойно сломал лезвия китайских поделок об асфальт, достал платок, и, по очереди протирая обломки, выкинул их в стоящий рядом мусорный бак.

Гаражи. Это целый мир. В лабиринтах длинных рядов железных ворот течёт своя жизнь, от случайных коротких водевилей со сбежавшими перевести дух от сварливых жён мужьями, до полномасштабных комедий с ревностью, любовью и прочими атрибутами театра жизни.  А иногда на этих подмостках среди брошенной в тупике старой лысой резины, порванных шлангов, тормозных колодок, старых воздушныхфильтров и пустых банок из-под масла  разворачиваются целые драмы. Гаражи видели всякое.

Но это было совсем обычное утро, и ничего выходящего за рамки обычной гаражной жизни не происходило. Всё было, как всегда. Как всегда в пятом ряду в гаражном боксе под номером тридцать один проснулся с синдромом тяжкого похмелья Коля Безверхий, ночующий возле своей старой "четвёрки" с проржавевшим под водительским местом полом. Как всегда, бегал по рядам с куском кабеля доцент Шпильман, с жалостным видом прося собратьев по нерушимому гаражному братству дать "прикурить" своей несчастной "девяточке". Его жалобные интеллигентские мольбы всегда находили отклик в душах обитателей гаражного сообщества и вот уже хищные зажимы-крокодилы впивались в чьи-то клеммы.

– Когда аккумулятор то поменяешь, братан? Не надоело каждый раз так мучаться?– обычно приговаривал очередной доброхот, – знаю место, где подешевле взять можно, подсказать?

…ноги трупа лежали на дорожке из розовой тротуарной плитки. БОльшая часть остального – на аккуратно подстриженном газоне. Не хватало меньшей, но достаточно важной части. Собственно, её отсутствие и позволяло со стопроцентной гарантией называть лежащее тело трупом. Не хватало головы.

Недалеко от стопроцентного трупа лежало человеческое тело, которое трупом не являлось, судя по энергичным действиям людей в белых халатах. Оно являлось упавшей в глубокий обморок Ириной Фердинандовной. В девичестве Форсайт.. Впрочем эту знаменитую, благодаря бессмертному творению Голсуорси фамилию, Ирэн (а как же иначе она могла себя называть?) носила до сих пор, не желая менять её ни на какую другую.