Хэппи энд

Хэппи энд

Записки гарнизонной дамы

                            ХЕППИ ЭНД

   - Я сделал это! Сделал! – заявил Сема Перельман большому треснутому зеркалу в казарменном туалете. Голос его дрожал от радости, сердце сладко замирало в груди, а глаза не могли оторваться от отражения.

Оно, отражение, казалось и выше, и шире в плечах, и в сто раз красивее, чем оригинал, потому что это был уже не просто Семка из белорусского местечка, не просто сын фотографа Абрама Исаковича и шляпницы Раисы Моисеевны, а товарищ лейтенант Перельман собственной персоной.

Две маленькие звездочки на золотых погонах сверкали в лучах тусклой лампочки, новый китель престижного синего цвета облегал тощую грудь, лакированный козырек фуражки прикрывал бугристый лоб. Красота была такая, что Семины глаза не выдержали и заслезились.

   К своей мечте Сема шел долгим, можно сказать, окружным путем. Как послушный сын, он после восьмилетки поступил в профессионально-техническое училище, чтобы получить специальность механика по ремонту швейных машин.

Учился скучно и без должного прилежания, поэтому так и не освоил премудрости доходной профессии, хотя диплом получил и даже проработал по распределению два месяца на чулочно-трикотажной фабрике «Красный Октябрь».

   Сема не верил, что в жизни все предопределено заранее, пока не встретил в доверенном ему цехе юную прядильщицу Валю. Как ни странно, но чувство вспыхнуло в них одновременно, без каких-либо душевных терзаний.

Правда, влюбленные старались его не афишировать, так как понимали, что со стороны смотрятся, по меньшей мере, смешно. Валя в свои семнадцать лет вся сочилась жизненными соками. Ее крутые бедра гипнотизировали тренированный мужской взгляд, из-под короткой юбочки громоздились крепко сбитые ноги, длинная русая коса змеилась по широкой спине. Но по иронии судьбы в этом большом и сильном теле гнездилась робкая и трепетная душа.

Сема же, хоть телосложением не мог похвастаться, был невысок и по-юношески худ, обладал замашками настоящего кавалера: читал возлюбленной стихи, приходил с букетами и рассказывал о политической ситуации в мире.

Они могли часами беседовать на берегу тихой речки, или в парке, или в темном зале полупустого кинотеатра. В одном из таких доверительных разговоров Сема признался, что хотел бы стать настоящим защитником родины. Валя восхищенно вздохнула и в который раз подивилась своему счастью.

   Игнорируя истерические вопли матери и иронические ухмылки отца, Сема Перельман подал документы в Высшее военно-политическое училище. Члены приемной комиссии были потрясены такой наглостью и даже не пригласили абитуриента на экзамены.

Но Сема не падал духом. Он и сам уже понял, что хотел захватить кусок не по зубам, и тут же направился в соседний город, где располагалось военное училище рангом пониже. Там, видимо, еще не добрали разрешенный высшим командованием процент евреев, поэтому комсомольца Перельмана приняли, нельзя сказать, чтобы с восторгом, но благосклонно.

Мама, Раиса Моисеевна, недовольно ворчала, папа-фотограф, обладавший здоровым чувством юмора, быстренько переиначил самый короткий анекдот «Еврей в колхозе» в «Семка – офицер», при этом подчеркнуто не выговаривал букву «Р». Валя же неустанно строила планы на будущее и мучила подруг цитатами из писем и просмотром снимков любимого в курсантской форме.

   Годы учебы проносились, как в ускоренной видеосъемке. Сема Перельман удачно вписался в насыщенную жизнь военного училища. Когда надо, зубрил премудрости технической оснастки самолетов, когда можно – сбегал вместе с другими в «самоволку».

Он оказался незаменим в художественной самодеятельности роты, подготовке концертов и культпоходов. Благодаря занятиям по физподготовке, заметно возмужал и окреп, и если и раньше не смущался перед девушками, то сейчас подозревал, что имеет полное право выбирать.

   С Валей Семен встречался во время отпусков и поддерживал активную переписку. Никто иной не мог так бурно радоваться его достижениям и успехам на военном поприще. И это льстило. Сема даже позволил девушке навестить себя, предварительно сняв номер в гостинице подальше от училища.

   Валя тоже изменилась за время разлуки, еще больше расцвела, зарумянилась и раздалась в груди. Те немногие из друзей, кому курсант тайком показывал свою подругу, посмеивались над мелковатым с виду товарищем, незлобно шутили: «Неужели это все – твое», а в глубине души завидовали.

Сам же «владыка Валиного тела и души» затруднялся однозначно охарактеризовать свое отношение к девушке с чулочно-трикотажной фабрики. Ему было интересно читать ее незатейливые письма, узнавать новости о друзьях и знакомых.

Мужскому самолюбию импонировали восторженные Валины взгляды и постоянная готовность поддержать и посочувствовать. Правда, он уже несколько утомился от ее несмелых намеков на возможную свадьбу, но девичьи мечты не опровергал окончательно, хотя и не ощущал в себе готовности жениться.

   И вот в один далеко не прекрасный день, незадолго до окончания учебы, Валя сообщила в письме, что купила по случаю свадебный наряд и дело оставалось только за туфлями. Случай, действительно, был удачный, так как невесты столь нестандартного размера встречались нечасто. Но Семен забеспокоился и решил Валин пыл охладить. Не грубо, конечно, но вежливо и категорически. Он, имея опыт ведущего актера при самодеятельном театре, подготовил целый монолог и репетировал его в поезде всю дорогу от крепости, в которой располагалось училище, до родимого города.

   - Дорогая Валя, - декламировал мысленно выпускник в лейтенантских погонах. – Я очень благодарен тебе за те годы, которые мы провели вместе. Мы любили друг друга, и я буду помнить тебя, как…как луч света в темном царстве… Стоп! Это слишком. Я буду помнить тебя, как … - сравнение в голову не приходило - и Сема попытался зайти с другого конца. – Валя! Мы были молоды, а сейчас повзрослели. Прости, но наши пути должны разойтись.