Хитрый Йопта

Хитрый Йопта

В далекой сказочной стране Бенгрия, зеленые холмы который простираются от самой Каркарии и до Драконьего хвоста великого Ур, жил да был молодой рыбак Йопта. Жил не тужил, ловил щук и карасей, растил двух маленьких озорников и одну с бантиками.

Жена рыбака, веселая Пранка, отличалась невиданной синевой глаз и взбалмошным характером. От шуток ее, умиляющих мужа, рыдал, но прощал, уже не один соседский двор. Но речь мы поведём не только о Пранке.

Всем прекрасна была Бенгрия: реки полны вяленой рыбы, подоконники – зеленых помидоров, а леса – дичи в кисло-сладком соусе… Так вот о лесах.

Распростёрся недалеко от селения молодого рыбака Йопты старый, тёмный, но волшебный Моровецкий лес. Зелено и густо разрослись хвойные его кроны. Как ни старалось яркое бенгрийское солнце, а пробить сосновый потолок удавалось не всегда. Оттого стоял в лесу приятный полумрак, оттого местные рыбаки и любили водить под сень моровецкую красавиц-доярок, а потом рождались у них озорники в шортиках или капризульки в бантиках. Ну и зверье, куда же без него, жило беззаботно: лоси по утрам лизали соль, зайцы по вечерам дрались с ежами за ворованные из огородов яблоки…

Но в последнее время приметили жители окрестных бенгрийских селений, что чахнуть начал лес Моровецкий. Деревья стали чернеть и искривляться, все больше погружая лес во тьму. Иногда становилось непонятно: это утро такое хмурое родилось или еще ночь не почила. Редкий лось в таких условиях отваживался лизать соль, оставленную местными жителями. А зайцы довольствовались сухой корой и бросили свои ежиные забавы.

Тихо стало в лесу и невесело.

Рыбак Йопта очень любил свой лес. Поэтому тревожные изменения не прошли мимо его взгляда. Походил он по окрестным селеньям, поспрашивал у грибников. Даже лосю заглянул в грустную морду. И вот что вызнал.

Оказалось, появились в Моровецком лесу два толстопузых жлобстера. Одного звали Шами-Кан, а второго Мини-Кан. «Шами» на жлобстерском означает «большой», а «Мини» – не очень.

Жлобстеры – это бенгрийские сказочные существа, в силу пятисаженного роста своего, смотрящие на всех окружающих со снобской высоты. Умом жлобстеры не блещут, но неумеренная прожорливость их известна еще со времен первой шишки, упавшей в мировом лесу.

Старшим из этих братьев был Шами-Кан. Его дряблые щеки валились на плечи, натирая мозоли на пупырчатой зеленоватой коже. От пары прожитых веков окрепла его заплесневелая шкура, потому редкое копье могло заставить Шами-Кана хотя бы хохотнуть от щекотки.

Был этот старший жлобстер медлителен, ибо считал, что в жизни уже многое совершил. А потому вся его деятельность в Моровецком лесу сошлась лишь на акт устрашения зверья: топнул слоновьей ногой – шуганул зайцев, стукнул лбом об сосну – дятла стряхнул, а потом завалился на поваленное дерево греть пузо, набитое свежесъеденным… всем. Никаких кулинарных предпочтений у толстолобого не имелось, а потому греб в пасть он все подряд: лось ли тут по большому сходил, зайчишка ли морковку грыз, грибник ли отдохнуть прилег… Так и наслаждался тиранским существованием Шами-Кан, лишь пожирая подаяния запуганных его толстой ногою лесных обитателей.

Но младший, Мини-Кан, был не таков. Он и шагал бойчее, и шороху наводил громче, и волшебная энергия в его жилах бурлила искрометнее.

В один день Мини-Кан отобрал у ежей яблоки, а потом приказал бедолагам каждое утро приносить ему фрукты на завтрак. Зайцам было разрешено драть кору только после уплаты оброка мёдом, который они и добывать-то не умели. Медведей заставил участвовать в потешном ралли на круглых бревнах. Старого енота по ошибке записал в морские свинки и дал наказ таскать свежевыловленных крабов, хотя никакого моря в окрестностях Бенгрии отродясь не было. Лоси с лосятами могли лизать соль только после вознесения молитвы, которая начиналась со слов: «О, слава тебе, великий наш правитель Мини-Кан».

В общем, Моровецкий лес превратился в вотчину прожорливых жлобстеров.

Понял Йопта, что в лесу житья отныне никакого не стало. Даже молодые рыбаки с юными доярками заглядывать под Моровецкие кроны стали редко, ибо ну его к лешему. Связываться со жлобстерами себе дороже в прямом смысле слова. Увидят и сразу оброком обложат. Оброк-то не простой, а до такой степени волшебный, что простому человеку его не выплатить.

Медленно брел домой рыбак, опустив плечи под тяжестью печальной лесной истории.

- Да что же это ты, Йопта, приуныл, - спросила улыбчивая Пранка, выйдя навстречу.

- Да чё-то приуныл, - ответил молодой муж и поведал жене историю Моровецкого леса.

- Не кручинься, - весело пропела Пранка, - соберу я тебе узелок с яствами, сходи в чащу Моровецкую на поклон к жлобстерам.

- Да как же я пойду на поклон к узурпаторам?! – возмутился Йопта.

Пранка лишь улыбнулась и отправилась собирать угощения. Скоро вернулась не с узелком, а с узелищем – тяжеленным, как жизнь бенгрийского крестьянина. Такой могучий рюкзак Йопта видел лишь в детстве, когда дед его, рыбак и ловелас заядлый, упаковал в подаренное игривой ведьмочкой торбище всю рыбу вместе с озером.

- Ничего себе, - сказал рыбак, удивившись, - К чему такие почести?

- Иди-иди, - подмигнув, ответила Пранка и подтолкнула мужа к выходу, - только ты сразу им всё не отдавай, сначала накорми тем, что поверху мешка, а уж что далее – то на сладкое оставь.

- Прощай, - грустно сказал рыбак.

Выпучив глазки в сторону громко захлопнувшейся двери, дети в голос заревели, а Йопта пошел в сторону леса.

- Угости их там как следует! – прокричала из окна веселая жена, - А ежам скажи, пусть побольше ягод сладких нанесут царьку-то своему!

Можно было бы сказать, что шел Йопта полями золотистыми, брел холмами бингрийскими. Но путь недолго длился. Прошел поле, обогнул холм – и вот он, лес родной. Подошел к опушке, а там ежи в голос ревут.

- Вы чего тут? – спросил Йопта, - Обидел кто?