Хочется жить дальше

Вот интересно, в чём измеряется ненависть к людям?

В штуках? Количестве индивидуумов, которых ты терпеть не можешь? В минутах – насколько долго кипит ярость, когда в очередной раз сталкиваешься с людской злобой и идиотизмом? Или в тоннах – смотря как сильно давит она на сердце?

Я не знаю.

Знаю одно – избавиться от этой ненависти не просто тяжело; это невозможно. Как только ты сталкиваешься с маленьким добром, которое вышло у человека скорее случайно и по недоразумению, как его тут же перечёркивает десяток жестоких слов, глупых суждений и унылого малодушия.

Давайте вместе пройдёмся по городу, и я вам это докажу.

Было время, когда я старался быть добрее. Думал, что этим можно спасти если не весь мир, то хотя бы тот мирок, в котором мне приходится обретаться. Прочитав десятки книг, сотни афоризмов и тысячи цитат великих, я окончательно и страшно наивно уверовал в то, что, изменив себя, можно изменить жизнь. Изменить окружающих.

Каково, а? Мне тридцать четыре года, а ума как у подростка.

- Я больше не могу с тобой.

- А с ним почему можешь? Почему!?

- С ним чувства, страсть… А с тобой мы уже год как чужие.

Как чужие, да. Я, как чужой, отдаю ей все заработанные деньги, утаивая часть для того, чтобы делать подарки по праздникам. Как чужой забираю её ребёнка из детского сада и отвожу на футбол, где весь следующий час вынужден без дела слоняться по фойе – мне ведь потом вести мальчишку домой. Как чужой продал любимую машину, чтобы погасить ипотеку.

А ей этого и не надо, оказывается. Ей страсть подавай. Чувства.

Самое забавное, что ипотека-то была оформлена на неё. Так что я остался не просто без машины, но и без квартиры. Смешно, да? Смейтесь, не надо стесняться: я знаю, как вам нравится потешаться над чужими неудачами. Я даже начинаю думать, что это нормально – радоваться, когда у кого-то ломается судьба. Вполне законный способ повысить самооценку и насладиться тем малым, что даёт нам жизнь.

Пока всё это вам рассказывал, ноги сами вывели меня к мосту. Мост у нас в городе красивый, кажется, даже вошёл в число архитектурных памятников страны. Или его хотели туда внести, уже и не вспомню… Подхожу к середине и перевешиваюсь через перила. Отсюда виден весь город, а ещё небо, река и проплывающие по ней теплоходы. Корабли, дома, машины, причалы… но только не люди. Людей не разглядеть. И это мне нравится больше всего.

Что? Боже, нет, я не собираюсь прыгать. Такой банальщины вы от меня не дождётесь. Да, моя жизнь разрушена, идеалы вымазаны испражнениями, а будущее представляется весьма сомнительным удовольствием. Но я не доставлю окружающим такой радости, как наблюдать за моим самоубийством.

Единственное, чего я удостоюсь в качестве трупа, так это двух-трёх оживлённых бесед за ужином и короткого упоминания в местных СМИ с блёклым заголовком: «34-летний мужчина покончил с собой, прыгнув с моста». А если на журналиста нападёт Муза, то, в крайнем случае: «Отвергнутый инженер утопился, погасив ипотеку». Да и как рассчитывать на большее, если за три десятка лет с тобой не произошло ничего интересного? Чтобы уйти с помпой и скандалом, надо готовиться заранее.

Если честно, у меня на это нет ни сил, ни настроения.

А знаете, иногда хочется, чтобы как в кино: стоишь опечаленный посреди моста с видом неумелого суицидника, как вдруг на твоё плечо ложится чья-то рука и грубоватый, но добрый голос спрашивает: «Что стряслось, дружище?» И ты, закрыв лицо руками, выкладываешь участливому незнакомцу всё, как есть: про разбитое сердце, потерянную семью и возраст Иисуса Христа, в котором ты сам ни черта хорошего не добился, сумев только возвести и разрушить пару воздушных замков. И незнакомец слушает тебя, кивает, даёт советы и говорит, что ты ещё молод, вся жизнь впереди и всё в ней обязательно будет так, как тебе хочется.

Загвоздка в том, что такое и впрямь бывает только в кино. Для каждого прохожего в реальной жизни я – чужой, и, возможно, они смотрят на меня с той же тонной ненависти на сердце. Потому что я перегородил пешеходную дорожку. Или потому что после трёх бессонных ночей выгляжу как алкаш в разгар запоя. Или просто – в чём-то ещё – не соответствую их ожиданиям.

- Эй, чего встал? Пойдём.

Вздрагиваю. Мысль материальна? Рядом совершенно незаметно нарисовался, как с неба упал, здоровенный мужик: в плечах косая сажень, борода чуть ли не до колен, в руках удочка. Похож на байкера. Чудной такой. Но здоровенный. Стоит, с ноги на ногу переминается, удочкой своей мне в лицо тычет.

- Ну пойдём, чего стоишь.

- Куда? – тупо спрашиваю я и зачем-то добавляю, - У меня нет удочки.

Он не удивляется.

- Ничего, - говорит, - у меня две.

Мы идём дальше по мосту, на самую высокую часть. Не знаю, зачем иду с ним, просто иду, потому что меня позвали. Здесь часто рыбачат: стоят по несколько часов с закинутой в реку удочкой, иногда прикладываясь к термосу или пожёвывая бутерброды. Никогда не понимал этого развлечения: тратить полдня на то, чтобы ловить рыбу в загаженной миллионным населением воде. А сейчас у меня в руках удочка! Ещё вчера такая сцена вызвала бы у меня приступ гомерического хохота.

Ещё вчера у меня была жена и сын. Приёмный. Так что всё меняется довольно быстро.

- Я не рыбак, - зачем-то объясняю Байкеру.

- Ну да, - понимающе соглашается он.

Мы молчим, вглядываясь в серо-голубую гладь реки. Если подумать, она прекрасна. Странно, что я раньше не замечал. Такая широкая, величественная, мощная – и в то же время невозмутимо спокойная.

- А кто тут водится? – я интеллигентный человек и не могу, стоя с чужой удочкой, молчать, как рыба.

- Окуни в основном.

- И алкаши, - после минутной паузы добавляет он тем же ровным тоном.

Так вот что он, наверное, про меня подумал. Может даже решил, что за удочку я его водкой угощу.

- У меня нет, - чеканю я с достоинством.

- Кого нет? – удивляется Байкер и даже на секунду отрывает взгляд от удочки, - Окуней или алкашей?