Когда устал от звездной пыли,
Когда судьба как ветку гнёт,
Когда вопросов больше с «или»,
Когда внутри совсем нарвёт.
Когда ты волком быть не можешь,
И человеком не сумел,
Вся жизнь из красных многоточий,
И всё, сломался твой предел.
Когда в аду захочешь рая,
И покаянье принесёшь,
За упокой свечой сгорая,
Слезой прольёшься, словно дождь.
И, помолясь не на иконы,
А в городскую глубину,
Опять по-волчьему завоешь
Средь стен холодных на луну.
И, может быть, тогда вернешься,
Туда, где дома даже нет,
И без тревоги улыбнёшься,
Встречая первый свой рассвет...
* * *
Он смотрел за осенним дождем, который размазывал на давно немытом стекле свои грязные узоры. Еще одно лето закончилось осенью, плаксивой и нудной, и оттого как-то очень безысходной. Откидало вовсю свои листья, и снова в душу тупым лезвием обиды вонзилось: ТЫ БОЛЬШЕ НИКТО! Нет, здесь не было заборов, только так, четыре покосившиеся доски с натянутой сверху ржавой колючей проволокой. Но от этого становилось еще страшнее, от той неизвестности, которая осенним туманом стелилась там, за забором. Он закурил сигарету, и в это время к нему подошла грузная женщина в белом халате. Белый! Громко сказано!
- Хватит курить, больной, режим! Сейчас пойдешь на пищеблок, возьмешь тару и отнесешь на хозблок. И давай быстрее! - она с силой шлепнула его по стриженому затылку, - малохольный! Поршнями двигай!
Он нехотя зашел в палату, сдернул с вешалки застиранный ватник и голыми ногами в смятых тапках зашлепал на кухню, где его ждал полный бак отбросов, таких же отбросов, которые, якобы, лечились здесь. Скрипнув мышцами, он потащил бак на улицу. Ноги вначале намокли, потом замерзли, а он тащил бак, ничего не замечая вокруг. Сейчас он высыплет это свиньям, дебиловатый рабочий угостит его сигареткой, в сотый раз назовет убогим и даст пинка под зад кирзовым сапогом в навозе, от которого он побежит в больничный корпус, не замечая луж, не чувствуя запаха помоев, и, в сотый раз встанет перед окном, чтобы смотреть куда-то сквозь этот ёбанный дождь... Возле покосившегося забора он поскользнулся и со всему размаха грудью упал в эти пахнущие помои. «Твою мать!!!». Его как будто отпустило, выбило из этой спячки, напичканной колесами, ежедневными осмотрами, ЭСТом, и многим другим, тем, что призвано его, якобы, лечить, а на самом деле делать только еще тупее... Он выплеснул содержимое бака в осеннюю грязь, подтащил его к забору, накинул на него мокрый ватник и на непослушных мышцах вначале подтянулся, и только потом обессилено свалился вниз... Но уже с той стороны забора.
Он огляделся по сторонам и побежал к городу, который начинал зажигать свои вечерние огни. Ночь он провел в каком-то подъезде. Пока без планов на будущее и сигарет. Как только первые лучи солнца начали прорезывать осеннюю мглу, он, замерзший, вылез на улицу. Где-то недалеко он услышал стук, который вначале ужасно напугал, а потом заставил бежать быстрее. Где-то далеко в сознании всплыло - там железнодорожная станция! Он петлял по дворам, прятался от редких прохожих, пока лицом к лицу не столкнулся с грузным мужчиной в кепке и дешевой кожаной куртке.
- Чё, в дурдоме каникулы? - дыша перегаром ему в лицо, усмехнулся человек.
- Закурить есть?
- А тебе зачем? - продолжал смеяться тот и протянул ему пачку дешевых сигарет без фильтра.
- А спички? - он дрожащей рукой вытащил сигарету.
- Чё, ни говна, ни ложки? - и протянул замызганный коробок.
Затянувшись горьким дымом, он повернулся и собрался, было идти дальше, но неожиданно остановился.
- Чё, еще и налить? - съехидничал мужичок.
Дальше он сказать ничего не успел. Тренированные мышцы вспомнили, напряглись и, словно выстреливший кулак уронил прохожего на тротуар. Он схватил его и потащил куда-то к сараям. Быстро стянув с него одежду, он надел мешковатые брюки, несуразные ботинки и совсем чмошную кепку, напоследок ударив валяющегося без сознания человека с ноги:
- Черт галимый! Быдло, блядь!
Он натянул кепку на глаза и осмотрел то, что у него находится в карманах - пачка сигарет, коробок спичек, рублей пятьдесят мелочью, и удостоверение токаря третьего разряда без фотографии, но с очень звучной фамилией Ярошенко. В сумке оказалось три бутерброда, бутылка пива и спецовка, заляпанная маслом. Закинув сумку на плечо, он поспешил к станции. Несмотря на ранний час, на платформе толпился народ, и вместе с толпой его проглотила первая подъехавшая электричка. В тамбуре он съел бутерброды, запил их пивом, закурил вонючими сигаретами, насыпал контролерам мелочи вместо отсутствующего билета и напугал двух молодых милиционеров удостоверением рабочего человека и вонючей спецовкой, при попытке досмотра личных вещей.
#1281 в Детективы
#95 в Криминальный детектив
#5285 в Проза
#1571 в Современная проза
лихие девяностые, криминал банда, мужественный герой
18+
Отредактировано: 03.05.2020