Холодное сердце

1.

Густы украинские леса, широки степи. Долгий путь от края до края древней Руси ждёт путника, и не все тот путь проходят. Многие опасности поджидают в том пути, многие трудности ждут усталого странника, в одиночку отправившегося в поход.

Не боится козак ни трудностей, не опасностей, ведь для того он и рождён на свет Божий, дабы те трудности преодолевать, с опасностями бороться. Иначе, какой же он козак, когда пасует перед невзгодами?

В лесу темнеет быстро, незаметно. Вот, кажись, только что день был, а тут уж и ночь наступила. Хотел было козак коня рассёдлывать да на ночёвку пристраиваться, как вдруг застыл, напрягся. Из чащи впереди донёсся вой, полный боли и тоски.

- Тихо, Бельчик, тихо! – похлопал козак коня по шее, успокаивающе шепча на ухо. - Никак не леший ли орёт… На волка похоже, да не слышал я ранее, чтоб волки так выли. Уж больно жалостливо, что ли. Не проверить ли нам, Бельчик, что там?

Конь запрядал ушами, фыркнул.

- Думаешь, не стоит? А я таки проверю. Путь в темноте продолжать небезопасно, а ночевать спокойно не получится, пока я не узнаю, что же то нас тревожит…

И с этими словами козак, оголив верную саблю, да с пистолем в другой руке, направился к месту, откуда доносился вой.

Звёзды мерцали в просветы меж крон деревьев, холодно наблюдая за одинокой фигурой, ощупью пробиравшейся сквозь чащобу и бурелом. Козак водил руками перед собой, отводя ветки, целившие лишить его глаз; ноги мягко ступали по мшистому ковру, козак ступал бесшумно, стараясь обходить валежник и не наступать на сухие ветки. Таким образом он тихо пробирался к свое цели. Тихо, бесшумно, однако незамеченным остаться ему не удалось. Жалобный вой вдруг утих на миг, словно кто прислушивался, а затем вдруг сменился сердитым рычанием.

_ Ага, так я и думал! – проговорил про себя козак, распрямляя плечи. – Волчик-братик, в беду попал, бедолага?

Он вышел в ельник, судя по запаху смолы и хвои. Впереди, в дюжине шагов, шевелилось нечто, звеня металлом. Позвякивала цепь, рычание сменилось лаем, затем воем боли.

- Никак, в капкан попал, сироманец? Что ж ты так…

Нагнувшись, козак пошарил по земле, собрал сухого мха. Стукнуло кресало, высекая искры. Трут затлелся, поджигая мох. Сверху козак бросил смолистой хвои, и скоро деревья озарились светом маленького огонька. Из темноты сверкнули два глаза, рычание, перемежаемое стоном и лаем, не прекратилось.

- Что же с тобой делать? Вижу, в капкан попал. Коли не помогу тебе – помрёшь тут с голодухи… - с такими словами козак отложил саблю, откинул пистоль. – Помогу тебе, бедолага, только ты сердись, не злись на меня.

Волк замер, скаля зубы, словно предупреждал – не подходи, не верю я тебе, человек… Однако смотрел боком, не исподлобья. Не верил, но надеялся…

Без страха подходил козак к зверю, не дрожали его руки, протянутые к острым клыкам. Но не тот зверь волк, что безропотно отдаётся в первые встречные руки. Не успел козак коснуться волчьего загривка, погладить успокаивающе, как рванулась волчья голова, клацнули острые белые зубы.

Ждал такого козак, готов был к тому, что зверь защищаться будет. Убрал руку мгновеньем раньше, чем сомкнулись острые клыки. И в тот же миг вторая рука быстрее молнии метнулась вперёд, ухватила волчью шкуру, прижала к земле могучую шею. Всем весом козак прижал волка к земле.

- Прости, братишка, по иному не получится…

В руке сверкнул нож. Волк бессильно захрипел.

Человек потянулся к животу зверя. Слабый костерок догорал, его света уж не хватало, чтоб осмотреться, но своё дело он сделал. Дальше – ощупью. Нащупал козак железную цепь, нашёл острые зубья, впившиеся в волчью ногу. Вставил нож, надавил сильнее. Чтоб Волк рвался скинуть человека, прижимавшего его к земле, и потому козаку не без труда удалось разжать стальные зубы, взвести капкан. Когда всё было сделано, отбросил он железо в сторону с такими словами:

- Свободен ты отныне, зверь лесной. Беги, если удержит лапа, ты снова сам себе хозяин. Более для тебя я сделать не могу.

И, оттолкнувшись от лохматого тела, он отскочил, про всяко будучи готовым к схватке. Но драться не пришлось. Серый лесной хозяин, сообразив, что он свободен, сверкнул глазами – и был таков.

- Ну вот, беги своей дорогой, а я пойду своей…

Затоптав остатки костерка, козак побрёл обратно, готовиться к ночлегу.

 

 

Оксана.

 

Деревня ютилась у подножия горы. Быстрая речка стремительно несла свои воды, спеша слиться с матерью-рекой где-то там, далеко на юге. Каменистые её берега поросли терновником, ивы с корнями, подточенными водой, цепко хватались за каменистый берег. Стремнины бурлили, и их шум в ночи разносился далеко. Ветер шумел в кронах деревьев, шепча усталому путнику об отдыхе и привале, убаюкивая, напоминая, что жизнь суетна, и не след бежать за этой суетой, ведь всё равно не догонишь.

 

Не мавки ли вышли на поляну, отпраздновать Иванов День?

- Как тебя зовут, дивчина?

- Оксана… - промолвила она, опуская глаза.

- Оксана… - повторил козак, вдруг замечая, как сильно забилось его сердце. – Какое красивое имя.

Она не ответила, лишь улыбнулась, сверкнув глазами, и снова опустила взгляд долу.

- А меня кличут. – сказал он, вдруг краснея.

Отчего б это? Давно такого не припоминал козак, чтоб краснеть перед кем либо. Перед полковниками и гетьманами очей не отводил, а тут, перед хрупкой девчушкой, спасовал.



Отредактировано: 25.11.2017