День был чудесный: тепло, солнечно, все вокруг усыпано золотыми листьями, шуршащими под ногами. Последнее осеннее тепло посетило Хисшир. Скоро станет зябко, хмуро и слякотно, а потом – пронзительно холодно от ветров, гуляющих по вересковым пустошам. Но пока что погода отражала настроение Джеральда: оно было безоблачным, как небо над его головой. Он сгребал листья в кучи, подальше от вереска, цветущего вокруг дома и сада Беаты.
Нет. Их с Беатой дома. Они теперь – семья. Джеральд ждал своей судьбы тридцать лет, и ожидание закончилось. Беата приехала и впустила его в свою жизнь, как и было предсказано Калунной.
Хоть для этого пришлось изрядно потрудиться.
Страшнее всего было в начале, когда пришлось пугать Беату из-за отказа оставить подношение Калунне. Он не мог исполнять долг призрачного пса вполсилы, но частой реакцией на его ночные приходы становился утренний побег наказанных из Хисшира. Джеральд, всю ночь терзавший сад и входную дверь, с рассветом засел напротив дома Беаты, чтобы остановить ее, и подобрал множество аргументов, но жутко боялся, что напуганная Беата не станет его слушать. И что тогда? Тридцать лет ждал женщину своей мечты – и сам же прогнал ее прочь. Однако ни утром, ни днем Беата на пороге своего дома не показалась. Выждав приличное время, он постучал в дверь, но ему никто не ответил. Он сделал это несколько раз и заподозрил, что Беата догадалась о личности призрачного пса и при следующей встрече плюнет ему в лицо или, что еще хуже, обойдет, как столб, полностью игнорируя. Этого Джеральд не терпел еще в детстве и страшно бесился на такое поведение, после чего вел себя как малолетний идиот, пытаясь привлечь ее внимание. Так что же, она снова игнорировала его? И как с этим справиться, не рассердив Беату еще сильнее? Не швыряться же снова грязью и не дразнить, что ее сожгут на костре?
Сын трактирщика принес еду, но и ему Беата не открыла. И тогда Джеральда прошибла страшная мысль: она могла получить инфаркт от страха. Он напугал ее до смерти. Эта мысль едва не свела его с ума, и он помчался на вересковые пустоши за помощью. Калунна, выслушав его сбивчивые объяснения, покачала головой.
– Она спит. Выпила снотворное, вот и не слышит тебя. Дай ей прийти в себя и не беспокой до завтра.
– Но что, если она сбежит, пока меня нет?
Калунна усмехнулась.
– Тогда поезд из Хисшира не сдвинется с места, а все дороги приведут ее на вересковые пустоши. Где я поговорю с моей перепуганной жрицей, забывшей счастье служения своей богине. Иди, отдохни. Тебе тоже нужен сон, мой охотник. И следи внимательно, чтобы она не ушла в лес, прямо в лапы проклятого демона.
– Да, о Калунна.
Джеральд вынырнул из неприятных воспоминаний и потряс головой. И зачем испортил такой чудесный день? У него ведь на него были особые планы.
Он вернулся в дом, убрал садовые инструменты в кладовку и прислушался к шуму воды. Отлично, Беата уже проснулась, значит, время для завтрака. Свежий хлеб он купил еще с утра, надо достать к нему джем, масло и ветчину. Тост с джемом Беата будет обязательно, как и чай, так что чайник отправился на плиту, а Джеральд принялся жарить хлеб и мазать его маслом. Накрыл на стол и огляделся: ничего не забыл? Свежий чай с травами заварил, завтрак сделал, кошек покормил. Сегодня все должно быть идеально.
Впрочем, как и всегда, чтобы Беата перестала дуться на его настойчивость в вопросе заключения их брака, полностью одобренного и благословленного Калунной. А значит – верного и правильного решения.
Шум воды стих.
– Доброе утро, – зевнула Беата, выплывая из ванной в клубах ароматного пара.
Она всегда приятно пахла: то духами, то кремами, то собственноручно сваренными бальзамами для волос. Сегодня на ней были короткий шелковый халатик с непрактично широкими и длинными рукавами и изящные тапочки с пушистыми помпонами на небольшой платформе. Сразу видно: городская модница. Райская птица, случайно залетевшая в деревню и объятия Джеральда. В его дом она переезжать отказалась, заявив, что здесь ей удобно и комфортно, а все, что неудобно, отныне будет делать Джеральд, чтобы сделать ее жизнь еще приятнее.
Мужчины в жизни ослепительной Беаты Хоффман должны были приносить пользу и удовольствие, быть расторопными и сговорчивыми. В противном случае она указывала им на дверь. Эти условия она озвучила еще перед его переездом, насмешливо поглядывая на Джеральда, будто вопрошая: “Будешь бузить? Оскорбляться за свою мужскую гордость и требовать главенства в семье? Ну давай, попробуй!”.
Беата была ведьмой во всех смыслах этого слова. И командовать собой никогда бы не позволила.
Джеральд почти тридцать лет служил вересковой богине, и такой ерундой его было не смутить. К тому же, он твердо знал, что самоутверждаться нужно вне дома, иначе семьи не выйдет.
Так что он спокойно на все согласился, перевез свои вещи к ней, а мелкие уколы Беаты игнорировал: она всего лишь проверяла его, с каждой пройденной проверкой допуская к себе все ближе.
– Доброе. Только уже полдень, – ответил он.
– Я и говорю, доброе утро, – она шаловливо улыбнулась и подошла к нему. Обвила руками за шею и прижалась всем телом. – Кто-то, я смотрю, и завтрак уже сделал. Умница. С дверью закончил?
– Да. Все отшлифовал и покрыл лаком. Следов от когтей не осталось, – довольный Джеральд обнял ее за талию.
– Молодец, – Беата чмокнула его в губы и остановилась. – Нет, погоди, а за что я тебя хвалю? Это же ты ее испортил. И меня напугал. Тебя за это наказать надо, а не хвалить.
– Меня нельзя за это наказывать. Такова была воля Калунны, и я ее исполнил, – Джеральд подавил улыбку.
– Точно?
– Точно.
Ночью они занимались любовью, и настроение у обоих было игривым.
– Выкрутился, – объявила Беата, и они вновь поцеловались.
К завтраку приступили нескоро: поцелуи оказались желаннее пищи. Джеральд мог целовать Беату часами, ведь годы и десятки лет ждал ее. Такую рыжую, слегка насмешливую, но мягкую, с добрыми карими глазами, завораживающими своей бархатной темнотой.