Хождение в Похъёлу

Хождение в Похъёлу

Хождение в Похъёлу

I

«Мне пришло одно желанье,

Я одну задумал думу, -

Быть готовым к песнопенью

И начать скорее слово,

Чтоб пропеть мне предков песню,

Рода нашего напевы»…

Калевала: Руна первая

*

            С хрустом и треском проламываясь сквозь усохшую еловую поросль, переваливаясь через поваленные стволы, раздвигая руками клонящиеся к земле колючие ветви, двое мужчин пробирались вдоль заваленного коряжником берега неширокой реки.

Мутные, зеленоватые воды тихо струились меж обрывистых откосов, прячущихся в патлах нависающей побуревшей травы и густых тальниках; с приглушённым журчанием река уходила под завал выбеленных обглоданных ледоходом брёвен и вновь безмятежно продолжала свой путь по другую его сторону до следующего, укрытого крутым изгибом русла, затора. Из-под ног идущих с писком выскакивали потревоженные мыши и полосатые бурундуки; оставив на воде мелкую рябь, вслед за матерью, метнулся в заросли прибрежных трав не перелинявший ещё до конца утиный выводок. На опалённой молнией верхушке старой ели вовсю трещала-заливалась кедровка; взбаломошный её крик звонко разлетался над седым замшелым лесом и отражался от затянутого серой прозрачной мглой низкого неба.

            Впередиидущий, высокий жилистый охотник с длинной вьющейся бородой, прикрывающей связку гремящих ожерелий на впалой груди, покосился недобрым взглядом на заходящуюся в истеричном крике кедровку. Теперь уж точно вся нечисть в округе знает о двух людях, забредших на свою голову в эти глухие места; скоро солнцу садиться, а они всё никак не могут дойти до следующей стоянки. Видно, сбились где-то, не нужно было подходить так близко к воде, стоило держаться правее - не угодили бы в эту непролазную чащу. Скорее б выбраться да до темна насобирать дров: наверняка здешние хозяева явятся, едва начнёт смеркаться.

            Он устало посмотрел направо и скривил губы: там, за чахлой паутиной серых ломких веточек, по-прежнему тянулась ржавая болотина. Не свернёшь. Прозевали они где-то развилку на узкой зверовой тропе, перехитрил их, затмил очи коварный Л'ёкко. Охотник вздохнул, поправил перекинутые через плечо ремни от колчана и убранного в чехол лука и широкую лямку сумы с припасами, одёрнул задравшуюся меховую безрукавку, остановился и, опершись на копьё, обернулся.

            Шедший следом за ним молодой охотник с едва опушённым завитками светлой бороды подбородком чуть не ткнулся во внезапно остановившегося старшего попутчика. Поймав его недоумённый взгляд, долговязый кивнул через плечо, в сторону полузасохшей ели. Молодой понимающе тряхнул головой.

            - Худая птица, – произнёс он и настороженно повёл глазами по окружающему криволесью.

            - Скоро дойдём, – сказал старший, стараясь говорить ровным голосом, но получилось у него это как-то не слишком уверенно. – Стоянка где-то поблизости: брат не стал бы делать длинных переходов даже в таком месте. Думаю, вот-вот выйдем.

            Молодой не ответил, явно уловив нотки сомнения в голосе говорившего. А вдруг, стоянка вообще находится в стороне от реки? Тогда, следуя её течению, они выбрали неверное направление и, продолжая упрямо следовать ему, обрекают себя на страшную участь: очутиться посередь дремучего леса, без защиты праотцов, лицом к лицу с чудовищами ночной тьмы - это верная погибель. До наступления темноты им придётся успеть устроить собственную стоянку и самим вдохнуть жизнь в намо. Они уже пол дня продираются между болотом и сильно вихляющей рекой, а потерянная тропа, скорее всего, по прямой срезает речные петли – значит, брат мог пройти достаточно далеко, прежде, чем устроить стоянку. Они вообще могут не достичь её до темноты. И тогда...

            Думать о том, что произойдёт, если они не выйдут к стоянке, обоим совсем не хотелось.

            - Пойдём, – вновь сказал старший, поворачиваясь лицом к неведомой глубине нехоженого леса. Через пару шагов, угадав мысли бредущего за ним товарища, он добавил:  – Возвращаться и искать потерянную тропу нет времени: мы погибнем. – И, не дожидаясь ответа, ускорил шаги.

            Шли молча. Миновали один речной поворот, затем другой. И по-прежнему справа чернели застоявшиеся болотные воды, а слева - так же неторопливо, как и прежде, бесшумно текла река; впереди, меж заскорузлых обомшелых стволов, громоздились, казавшиеся непроходимыми, завалы бурелома, сквозь которые, хоть и с трудом, им всё же удавалось пролезть. Натруженные сверх обычного ноги болели, заставляя обоих путников задуматься об отдыхе. Но оба знали – останавливаться никак нельзя. И они дружно продолжали трудное продвижение вперёд. И чем дальше они шли, тем мрачнее и тревожнее становились их взопревшие от пота лица.