Снежинки кружили перед моим внутренним взором. Я видела серое бесконечное небо… Ничего, кроме него и белых мушек, которые падали и липли к моим ресницам. Я чувствовала, как по пульсирующему виску стекают горячие ручейки, а в ушах стоит музыка из радио, что играло в моём швейном цеху через громкоговорители. Я слышала гул голосов работниц в мастерской и стук многочисленных швейных машинок.
Сквозь шум неожиданно пробилась сирена скорой помощи, но я мысленно отмахнулась от её визга, как от назойливой мухи и с удовольствием прислушалась к маминому голосу, к чарующей мелодии колыбельной, которую она пела, сидя на краю моей кровати; к гулким ударам топора отца во дворе. Чудилось, что даже запах древесины и свежего куриного супа донеслись до моих ноздрей.
Я увидела яркий свет блуждающего медицинского фонарика, но лишь досадно поморщилась: он мешал мне смотреть.
Затем снежинки превратились в маленькие огоньки, разжигающие дикую боль в груди. До ушей донёсся еле слышный хор, напевающий «С днём рождения» на мой недавний семидесятилетний юбилей, но звук начал ускользать, и я пыталась ухватиться за него, послушать ещё немного. Но он совсем затих, как и всё остальное вокруг. Темнота и тишина… Может, этого мне и не хватало последние двадцать лет? Кто знает, кто знает…
Тьма не успела поглотить моё сознание полностью, как вдруг там, в центре груди, где недавно полыхал пожар, оставив после себя зияющую пустоту, ощутила необъяснимое волнение, дыру стремительно наполнял свет, ведущий меня через мрак к тем, кому я была нужна, жизненно необходима.
Я проснулась от невыносимого холода.
Резко распахнула глаза и тут же закашлялась, хватая ртом такой сладкий живительный воздух.
Отдышавшись и усмирив перхоту, попробовала понять, где я. Но пелена перед глазами не давала ясно видеть. Может, в результате аварии и сильного удара головой, повредились зрительные нервы? Повернуть шею было невыносимо тяжело, и я лежала, как бревно в поленнице. Пальцы шевелились, что было уже хорошим знаком.
Смежив веки, постаралась утихомирить разыгравшееся воображение, будто я ослепла и теперь вот так незрячей проведу всю жизнь… Медленно распахнула веки второй раз: картинка прояснилась, а открывшийся вид неприятно удивил: я оказалась полностью укутана в какое-то полотно.
Внезапно в мою голову бурным потоком начали литься воспоминания. Но я не узнавала их, словно на перемотке проживала чужую жизнь. Жизнь молодой девушки, которую звали Брианной... Перед взором проносилось беззаботное детство, множество красивых кукол и четверо старших братьев и сестёр. Ссоры родителей, и долгая дорога в женский пансион из зажиточных семей при аббатстве. Расплывчатые лица монахов-учителей, плач маленькой девочки, в которой видела себя, хоть это и было не так. Видение казалось столь реальным, что я даже почти поверила, что вижу собственную жизнь, стремительно бегущую перед закрытыми веками.
Голова начала раскалываться от неожиданного наплыва кадров из чужой жизни, словно вытесняющие мои мысли о недавнем родном прошлом. Это был не конец. Нет, только не он. Увидела, как закончила учёбу, как рвалась отправиться домой, но вместо этого, аббатиса сажает меня перед собой и рассказывает, что родители отдали меня им на полное попечительство, и мою учебу оплачивала корона. Вследствие чего она же и направила меня по окончании обучения управляющей какого-то старого детского приюта в глуши. Эдакий бессрочный контракт, где мне должно было отрабатывать то, что оплатили за меня. Всё это пролетело в моём мозгу за несколько секунд, будто просто напоминая, а не рассказывая историю такой пугающе родной незнакомки. Я видела мелькающие деревья из окна кареты, топот копыт. Свёрток с бумагами и письмом, в котором указано, куда меня направляют. Кашель кучера и покрикивание хриплым от мороза голосом на коней. Сверкающие снежинки и ледяной ветер, который не давал мне дышать. Потом темнота… Казалось, что я перестала видеть. Но вновь ослепил свет, показывающий мне ветхий дом, с десяток маленьких испуганных детей и как я почти ползком добиралась до грязной кровати. Жар, горячка и лихорадка. И… Мой конец.
Всё привидевшееся было настолько ярким и эмоциональным, что к окончанию показа я уже практически считала себя ею. Красивая и печальная история жизни и смерти молодой двадцатипятилетней леди Брианны.
Пролежав так ещё минут пять, собираясь с мыслями, наконец собралась с силами. Ткань отвратительно пахла сыростью, плесенью и бог знает ещё чем. Я, по обыкновению, заговорила было с собой, но из горла донёсся только сиплый хрип. Сбросить с себя это подобие простыни, было не так просто, но в итоге мне удалось это сделать.
Комната, в которой я очнулась, выглядела до бесконечности унылой. Серые стены, из которых торчала солома, на потолке мокрые подтёки, пол деревянный. Да и в целом мои «покои» оказались какими-то пустыми за исключением деревянной койки, на которой я и лежала, да покосившегося комода со странным зеркалом в дальнем углу. Под дверью широкая щель, через которую пробивался слабый свет. Стараясь не задумываться о том, что творится, решительно встала. Уставшие ноги едва держали. Мне раньше не приходилось жаловаться на полноту, но мои прежние конечности были куда плотнее, чем нынешние.
Аккуратно поднявшись, прошаркала к зеркалу, мутноватому, с неровной поверхностью, с трещинами по краям, но кое-что разглядеть мне всё же удалось: из него на меня смотрела молодая девушка с красными уставшими глазами. Короткие тёмные волосы были немного взлохмачены со сна. Моему изумлению не было предела – с громадным любопытством я рассматривала себя, узнавая очертания недавно привидевшейся девушки из кареты. На мне оказался довольно тёплый камзол с вышивкой, под ним плотная льняная рубаха цвета мокрой земли. Штанины с подкладом терялись в высоких охотничьих сапогах.
#1102 в Фэнтези
#348 в Бытовое фэнтези
#2697 в Любовные романы
#645 в Любовное фэнтези
Отредактировано: 01.11.2024