Хозяйка гостиницы и влюбленный демон

Пролог

– Ты в своем уме? Это же демон!

Забавно было слышать возмущение от существа, которое само выглядело настолько жутко, что первое время мне пришлось долго привыкать. Зеленовато-бледного, тщедушного, с остроконечными лопухами ушей, торчащих параллельно земле, треугольной морщинистой физиономией и здоровенным носом, напоминающим вороний клюв.

Особенно если учесть, что тот, кто стал поводом для этого возмущения, являл собою полную противоположность и даже в таком плачевном состоянии был прекрасен, хоть картину пиши.

Так забавно, что я не выдержала, усмехнулась. Уязвленный моей реакцией Готто немедленно распалился еще сильнее – насмешек над собой он не переносил.

– А ты гоблин, и что с того? – возразила, не обращая внимания, как выдающиеся уши от гнева затрепетали и вытянулись в струнку. – Кругом вообще сплошь и рядом нелюди. Не бросать же его подыхать на пороге как собаку.

– Подохнет он, как же! Это де-мон, – повторил Готто по слогам и бросил на меня один из своих особо выразительных взглядов.

Без слов умудряясь донести, что считает подобранца исчадьем зла и источником неприятностей, а меня – великовозрастной дурехой. Он-то мой настоящий возраст знал, хотя сама и в прошлой жизни вот уже много лет подряд пыталась забыть эту грустную цифру. Теперь в нее и вовсе не верилось, когда физическую юность вернули. Душой же, по мнению моего помощника, я и так молода, даже слишком. До того, что иногда позволяет себе отчитывать меня как ребенка.

Настороженно, будто опасаясь, что несчастный внезапно очнется и тут же его схватит, он шагнул чуть ближе, склонился, окинул больного пристальным взглядом и даже повел над ним мясистым носом, зачем-то принюхиваясь. Скривился, явно сдерживаясь, чтобы не сплюнуть на недавно вымытый до блеска пол.

Я машинально отметила тут и там пятна крови и грязи и вздохнула – мыть придется заново. И крыльцо тоже, по-хорошему еще и землю вокруг перекопать. Грязь до утра оставить не страшно, кроме моей совести, вреда ничему не принесет.

Но не кровь. Мало ли, какую дрянь она привлечет за ночь. И в чьи недобрые руки может попасть. Даже самые распоследние неряхи, пожив в наших краях, быстро привыкают тщательно убирать следы любых выделений организма.

А ведь я только-только дела закончила и наконец присела, впервые за целый день...

– Хм, и правда, может и подохнет. Кто его так, интересно... Да и начхать. Нам-то что за забота? У нас приличное заведение, а не богадельня. Узнают, кого привечаешь, сплетен не оберешься, и не жалуйся потом, я предупреждал!

Лежавший неподвижно подобранец вдруг вздохнул. Просто глубоко втянул воздух и выдохнул, но даже от этого негромкого звука Готто резко умолк и отшатнулся, косясь с недоверием и отвращением.

Губы демона дрогнули и чуть заметно приоткрылись, шевельнулись, словно что-то прошептал беззвучно. Красивые, нежные губы, только бледные очень, как и он сам. Еще бы, столько крови потерял, на крыльце под ним натекла целая лужа. И продолжит терять, если срочно что-нибудь не предпримем.

Я приблизилась, ожидая, не очнется ли, и невольно залюбовалась. Невозможно было поверить, что передо мной злобная опасная сущность. Нормальный молодой парень, разве что длинные волосы слишком ненатурального цвета, темные с фиолетовым отливом как спелый баклажан. Наверняка крашеные, да так умело. Придет в себя – непременно надо разузнать, где и чем он это сделал, я и не думала, что в городе такие услуги есть.

В остальном ничего необычного, тем более ни единого признака нечеловеческой природы, я не заметила. И сложен как надо, идеально, я бы сказала, и кровь, которой вся его одежда перепачкана, обычного красного цвета. И лицо симпатичное – четко очерченные скулы и подбородок, черные брови вразлет, аккуратный прямой нос с тонко вырезанными ноздрями. Длинные ресницы плотно сомкнуты – интересно, какого цвета у него глаза? Хорошее лицо, породистое, а кожа гладкая как фарфор.

– Налюбовалась? Давай-ка мы его с ребятами вынесем отсюда скорее, а ну вдруг очухается, – предложил практичный Готто. Услышав возражения, он снова разворчался. – И зачем оно тебе, мало что ли у нас своих хлопот? Перевязала – и то милость незаслуженная. Пусть скажет спасибо, что добивать не стали. Ну почему мы должны с ним возиться среди ночи?

– Хотя бы потому что молодой и красивый. Не должны молодые и красивые умирать, неправильно это, – ответила я, про себя добавив: мало в здешнем мире красоты, слишком мало. Беречь ее надо. – Я так решила, вот и все. Прекрати спорить, пошли-ка лучше за лекарем. И аптечку принеси, всю, бинты тоже.

Вредина гоблин открыл было рот, чтобы выдать еще какую-нибудь гадость, но взглянул на меня и передумал. Отмахнулся, пробормотал что-то неразборчиво и вышел вон.

Оставшись наедине со своим пациентом, я решила даром времени не терять и подготовиться, чтобы перевязать его по-человечески. Судя по пропитавшейся кровью одежде, рана была серьезной, и то, что наскоро шарфом грудь ему перетянула, вряд ли надолго поможет. А как скоро врач придет – неизвестно, да и вообще, придет ли.

– Придет, как не прийти. Он, в конце концов, обязан, к тому же я всегда в срок плачу, – приговаривала вслух, ища в ящике ножницы и наливая в таз воды. Не для больного, он не слышал. Для себя. Уж очень жуткой казалась тишина рядом с тем, кто едва дышит. – Не бойся, дружок, мы тебя выходим. Ты попал куда надо, хотя вряд ли намеренно.

Несколько секунд помешкав, я решительно взяла наши самые острые ножницы и принялась разрезать на нем заскорузлую рубашку. Вряд ли станет жалеть ее, когда очнется – выжить бы, тут не до одежды. Но рану я, видимо, все-таки потревожила – его губы снова шевельнулись.

– Ладно тебе, все равно она безнадежно испорчена, даже на ветошь не сгодится. А вот куртку отмоешь, мы ее аккуратненько снимем... Это еще что за фокусы?

Рана была ужасна – широкая, с неровными краями. Вероятно, глубокая – повезло, что ребра целы. Если целы. Вот только нанесли ее так давно, что затянуться успела. Багровый рубец, а вокруг – гладкая кожа, перемазанная в крови. Смочив тряпку, я обтерла грудь и живот до пояса и не нашла ничего, что могло бы так кровоточить.