Хозяйка леса. Книга первая

ГЛАВА 1.

Приветствую тебя, дорогой читатель! Приветствую и благодарю за то, что среди огромного количества книг в стиле фэнтези ты выбрал именно эту. На её создание ушло довольно много времени. Первоначальный текст преобразился, отредактировался. Я постаралась сделать всё возможное для того, чтобы, листая страницу за страницей, ты смог с удовольствием погрузиться в сказочный мир "Белая Сторона", детально разглядеть героев,  услышать его тишину, вдохнуть мирный дымок печных труб, ощутить на кончике языка вкус местной стряпни и, конечно, нырнуть в водоворот событий, которыми, как оказалось, закрытый мир ох как полон.
1. Если эта книга достойна внимания твоих друзей, пожалуйста, поделись.

2. Не забудь написать комментарий и кликнуть на звёздочку.

3. И ещё кое-что: пока я решила остаться некоммерческим автором.  Поэтому, награждать ли мои труды монетой - завист только от вас. Финансовая сторона вопроса, безусловно, стимулирует на новые бессонные ночи и литературные подвиги, но не все могут оплатить установленный автором ценник. В общем, читайте, отдыхайте и сами решайте, сколько и надо ли.  А я буду рада всему: и наградам, и комментариям, и звёздочкам, и просто теплу ваших сердец.

С глубоким уважением: Сара.

Приятного чтения.

ГЛАВА 1

Этой ночью в селении Лесичёвка в двух домах не тушили к ночи лампад. Первый дом находился в центре деревни и принадлежал местному старосте. Еще засветло его старшая дочь Ярочка, схватившись за низ живота, своим громким криком дала домочадцам понять: коль Всевышним Силам будет угодно, к утру в их семье станет на одну душеньку больше.

Угрюмый отец роженицы выкуривал цигарку за цигаркой. Знамо ли дело, байстрюк в доме расти будет. Может, и полюбит он дитя со временем, да как же людям в глаза смотреть?

Эх, зря, видать, он летом с Устиньей, соседкой на язык острой да на слово черной, за межу огорода рассорился. А ведь кричала-то, кричала бесстыжая слова неподобные да желала, чтоб его дочери добра не знали и в подоле полон дом безотцовщины принесли... Нехорошая она баба. Чуть что – гвалт на всю округу. Селяне ее побаивались. Всякий знал: сколько добра Устинье ни сделай, все равно придет день, когда врагом станешь. Приглашать на пиршества тоже не спешили. Разве сама напросится и, коли придет, так обсудит, так распишет! Было, не было чего, а хозяевам стыд. Не объяснять же каждому, что выдумки это да зависть бабы одинокой.

Отцовское сердце сжималось от обиды и боли за дочь. Ведь и хороша Яра, и добра, и пригожа, и ласкова со всеми от мала до велика. Никогда никому в помощи не отказывала. Той же Устинье в прошлом году огород убрать помогла, яблоки все до одного в саду собрала и в погреб спустила, пока соседка хребтом маялась. Эх, беда, беда. А потом та же Устинья на пузо Яркино пальцем тыкала да на всю ярмарку потягухой сельской обзывала. Всех баб замужних супротив дочери настроила, мол, раз не говорит, от кого понесла, значит от женатого. А те, как сороки, – услыхали новость, подхватили на языки да разнесли по дворам. Вот, значит, как...

– Эй, Зорян! – крикнула ему жена, мачехой она Ярочке приходилась. – Вели бабам воды кипятить! Плоха совсем девка твоя, авось дохлого родит, так и позора помене будет!

– Но-но! Язык-то паскудный свой прикуси! – возмутился Зорян.

Нехотя с лавки поднялся да пошел баб подгонять.

Печь топили жарко, казаны с водой в ряд выстроили. Староста подпер голову рукой и вытер скупую мужскую слезу внушительным кулаком. Перед глазами стояла та ночь, когда он с нетерпением ждал рождения первенца от любимой Ганны, а та кричала, вот точно так, как нынче Ярочка, да притихла... Думал, разродилась-таки милушка, сына-богатыря миру явила. Эх! Девку родила и померла, горемычная.

Пять лет Зорян бобылем жил. Мать-старушка помогла дочку на ножки поднять. Помнится, идет он с поля усталый, а маленькая к нему навстречу бежит, кисетом размахивает: «Тату, татусь, а гляди, что я тебе пошила! Махорку в нем носить будешь!» Смотрит Зорян на кривые стежки на мешочке, да дорог ему каждый: мала ведь еще совсем дочурка, а все балует отца подарками. То платок носовой козликами вышьет, то пуговицы к рубахе разноцветные пришьет. По селу пройтись такую одежку не наденешь, а сердцу отцовскому тепло, радостно. Подхватит он манюню на руки и давай целовать да к небу подбрасывать. Эээх...

Тем временем на окраине, в доме пасечника, отец сына поучал: «Смотри-ка! Не люба она ему! А то, что батько ейный – староста, да двадцать голов скота, да куры, гуси, да земля?! Дурень! Ступай, повинись, скажи так, мол, и так – мого дитенка родила. Я отец! Ярка тебе за то всю жизнь ноги мыть будет да помалкивать! Полюбовниц себе заведешь! Девки рабочие у Зоряна аки яблоки наливные, любая твоей станет, коль захошь!»

Сын переминался с ноги на ногу, но выйти из дома не решался. Не нравилась ему Яра никогда. Больно худа да бледна. Ни снизу, ни сверху подержаться не за что. Вот Васелина, меньшая дочь старосты, огонь! И полна пазуха добра бабского, и ноги крепкие, хоть и короткие, и сзади есть за что ухватить.

Долго еще отец будет сына уговаривать, да не согласится тот на обман. Парень он, может, и не самый видный на селе, но знает, что любит его другая. Каждое утро с думами о ней просыпается, каждую ночь с думами о ней засыпает. Молода еще невеста, но по весне сватать пора. Любовь дело такое: есть – бери да береги, а нет, так и в кабалу лезть нечего. После того, как с невестой на один рушник встанешь и руки лентой алой соединишь, не с приданым в постель ложиться. Хочется поутру счастливым проснуться. А добра молодой пасечник наживет. Руки, ноги, голова – все на месте. Не будет его жена нужды знать. Уж он-то постарается. Главное, чтобы люба была да ласкова. А оттого, что за позор прикрытый Яра ему ноги мыть будет, счастливой жизни не сложится. Благодарность – не любовь.