— Что это? — я заглянула в котел, в котором бурлила серая клейкая масса по консистенции не гуще воды. — Вы собираетесь кормить этим детей? Теперь понятно, почему все они маленькие, хилые и постоянно болеют. С таким питанием недолго протянуть ноги.
И добавила про себя: «Возмутительно!»
Повариха с озадаченным видом поправила колпак на голове и посмотрела на меня сквозь клубы пара, что поднимались от горячей каши.
— Но это же было ваше распоряжение — экономить продукты. Вы сами сказали, что это отрепье не заслуживает ни масла, ни мяса.
К щекам прилил мучительный жар. Стало неприятно находиться в этом теле, словно душа, что побывала в нем до меня, успела замарать его своей грязью.
— И правильно, — продолжила повариха, прежде чем я успела ответить. — Нечего баловать их. Нормальные дети от достойных родителей заслуживают всего самого лучшего — это вне всяких сомнений, с этим никто не спорит. Но это же не нормальные дети! Это яблоко от яблони. Будущие воры, пьяницы и продажные девки. Чем меньше их доживет до взрослого возраста, тем чище будут улицы нашего Шаборо́.
— Линара!
— Правду ведь говорю, госпожа, — захлопала глазами повариха, искренне не понимая причин моего возмущения. — Одни дети — цветы, другие — сорняки. Нет здесь отпрысков благородных семейств. Кто-то попал сюда, потому что родители упились до смерти. Кого-то оставили на крыльце нашей «Милосердной Мариты», потому что не могли прокормить. Прочих сбыли с рук гулящие девки, чтобы скрыть последствия своего позора. А сколько младенцев принесли к нашему порогу блудницы с красного квартала! Рожают, как кошки, и всех тащат к нам.
— Линара, прикуси язык, — процедила я сквозь зубы, с трудом сдерживая гнев. — Не смей говорить так о наших воспитанниках. Все дети невинны и не отвечают за грехи родителей. Из каждого можно вырастить достойного члена общества.
Поймав мой сердитый взгляд, повариха склонилась над котлом и принялась активно мешать черпаком кашу.
— Добавь побольше масла, — велела я. — Чтобы было вкуснее и сытнее. Сегодня же составлю меню на неделю, и ты будешь ему следовать.
— Неужто проверка к нам едет? — Линара улыбнулась хитро и понимающе. Я без труда прочитала на лице ее мысли: «А-а-а, ясно теперь, чего вы добренькой такой стали. Надо ревизору пустить пыль в глаза, иначе денежек вас лишат да с высокой должности снимут».
— Да, именно. Поэтому старайся, а то шкуру с тебя спущу.
Я решила, что выводы Линары мне на руку, и не стала ее разубеждать.
Большой кусок масла полетел в котел и украсил серую размазню желтыми блестящими лужицами. Так-то лучше.
Оставив повариху заниматься завтраком, я спустилась в кладовую и взяла оттуда буханку белого хлеба, головку сыра и немного конфет — пусть дети порадуются.
В городе было не без добрых людей. Его Сиятельство граф Лареман регулярно снабжал сирот сладостями, но все угощения проходили мимо детских ртов. Конфеты, шоколад, ягоды в сахаре — то, что не оседало в карманах Сибилл Шевьер, бывшей хозяйки моего тела, делили между собой служащие приюта.
— Госпожа, — неободрительно покачала головой повариха, когда я встала рядом с ней за кухонным столом и принялась делать бутерброды, чтобы подать к завтраку вместе с кашей. — Куда этим голодранцам такая роскошь? И масло! И сыр! Хватило бы краюхи черного хлеба, а вы им пшеничный. Даже я такой не всякую неделю ем.
— Уймись, Линара, — цыкнула я на нее и добавила с многозначительным видом: — Проверка.
Волшебное слово «проверка» заставило повариху заткнуться. Я решила, что буду использовать это заклинание и впредь, чтобы аккуратно наводить в приюте свои порядки и при этом не вызывать подозрений.
В трапезном зале стоял дубарь. За окнами ревел студеный ветер и сугробы лежали выше человеческого роста, а трубы отопления были едва теплыми. Городское управление снабжало «Милосердную Мариту» углем, но его запасов едва хватало, чтобы пережить зиму.
Оконные рамы давно прогнили. Сквозь щели в комнаты задувал ветер. По коридорам гуляли сквозняки, оттого сироты постоянно мучались соплями и кашлем. На ледяном полу не было ковров, а у воспитанников — приличной обуви. При таком раскладе простуды не избежать.
Линара расставляла по столам тарелки. Женщиной она была тучной, хромала на одну ногу, поэтому едва двигалась. С видом, будто отрывает еду от сердца, повариха оставляла рядом с каждой миской бутерброд и конфету в бумажной обертке. При этом она что-то едва слышно ворчала себе под нос.
Я решила сама позвать воспитанников к завтраку и, кутаясь в шаль, принялась подниматься по темной скрипящей лестнице.
Всего под крышей «Милосердной Мариты» собралось двадцать детей. Самому старшему было одиннадцать, самой маленькой — пять. Сироты жили в спальнях по семь человек, и холод в этих спальнях царил такой же собачий, как и в столовой на первом этаже. Надо было что-то с этим делать. Срочно!
«Хорошая еда, теплая одежда, нормальная обувь, ремонт дома, обучение, — строила я планы, пока шла по коридору с обшарпанными стенами и пятнами плесени на потолке. — Где взять на все это деньги? Финансирования явно не хватает, да и персонал привык воровать».
Перед тем, как постучать в дверь ближайшей спальни, я глубоко вздохнула.