Хозяин дома

Хозяин дома

Сухроб подавил желание спрятать озябшие руки в рукава и оглянуться. Он знал: если не хочешь, чтобы к тебе докопался мент или кто похуже - не веди себя как перепуганная мышь. Спокойствие и уверенность - это поважнее чистых документов, пачки денег и оружия. Особенно, когда нет ни того, ни другого, ни третьего. Не считать же за оружие трёхсотрублёвый китайский ножик! Он купил его год назад, сразу, как только приехал в Россию. На случай, если придётся отмахиваться от разных придурков. Пару раз ножик бывал в деле. Благодаря нему Сухроб обзавёлся телефоном - а вчера загнал трубку по дешёвке, иначе сегодня жрать было бы нечего. Наверное, скоро опять придётся пустить нож в дело. Но не здесь, нет, где-нибудь подальше. В этом городке он уже достаточно нахреновертил.

– Не положено, – буркнул хрен знает который уже по счёту водитель автобуса в ответ на робкую просьбу Сухроба. – Купи билет и едь нормально.

– Уважаемый... – прошелестел Сухроб.

– Ты чё, не понял? Не положено! Ко мне три раза ревизор залазит. Нас знаешь как за зайцев дерут? Да у тебя и денег нет, – добавил он менее официальным голосом. – Давай, давай, топай отсюда.

В своих мечтах Сухроб три раза привязал этого ублюдка к стулу и на его глазах истрахал в задницу его жену и дочь, а потом всем выколол глаза и выпустил кишки. Жаль, сейчас нельзя сделать и десятой доли того, что хочется. Ничего. Он сделает. Не с этим красномордым - так с каким-нибудь другим. С одним из этих уродов, которые смотрят на таких, как Сухроб, как на животных.

Как та белобрысая сучка, которую он всё-таки выследил, затащил в щель между гаражами и оттрахал. Полгода она, вихляя задницей в мини-юбке, шастала по двору, то одна, то с приятелями, то с такими же проститутками. Они сидели на скамейке, пили коктейль и смеялись над Сухробом, который подметал их двор. А он должен был ждать, пока они уберутся со скамейки, чтобы подмести окурки, которые они там набросали. Шлюхи и ублюдки. У него дома молодые люди себя так не ведут. Девушка и подумать не может, чтобы в короткой юбке сидеть на коленях у чужого парня и прилюдно лизаться с ним. Родной отец убьёт такую шлюху, и никто его не осудит. А эти - скоты. Он оттрахал её, выколол ей глаза и распорол брюхо. Это не грех перед Всевышним и Пророком его (мир ему!), ведь она - всего лишь блудливое животное...

Нет, на автовокзале долго отсвечивать не стоит. Всё равно не берёт никто. (А жрать хочется - просто смерть! Пойти купить ещё самсу и чай? Нет, последнюю сотню лучше поберечь. Когда ещё удастся разжиться деньгами...) Сухроб решил дойти до железнодорожной станции - это на пять километров дальше, но там можно залезть в поезд бесплатно. Главное – не попасться ментам. Ох, только бы не попасться! Может, всё-таки выбросить нож? Если с этим ножом схватят – конец!

– Эй, бача!

Он подпрыгнул от неожиданности. Оказалось, бояться было нечего. Позади него стоял дядька лет пятидесяти. Чисто выбрит, морда гладкая, без морщин, только по длинным волосам с проседью, рассыпанным по плечам, и заметно, что уже не молод. Одет дорого - кожаный плащ, кожаная шляпа, руки в тонких перчатках, блестящие ботинки мнут снег. Такого бы отловить попозже ночью, дать по башке да забрать всё, что нужно. А Сухробу сейчас всё сгодилось бы. Особенно плащ и шляпа. В старой олимпийке и вязаной шапочке он сейчас - лакомый кусок для любого мента. Сразу видно – бедный, а раз бедный, значит, документов нет, забрать можно. Тех, кто богато одет, менты не трогают.

– Работа нужна? – спросил кожаный. Сухроб молчал, но мужик понял, что он сейчас на всё согласится, и продолжал: – Есть работа. Трудная, но хорошая. Плачу хорошо, без обмана. Якши-ма?

– Якши, – улыбнулся Сухроб. Некоторые из этих уродов пытались вставлять в свою речь ломаные татарские, узбекские и азербайджанские словечки, думая, что делают Сухробу приятное, а он делал вид, что ему это нравится. На самом деле, ему на это было насрать. Работа. Что ж, можно и поработать.

– Сколко платиш, уважаемый? – спросил он

– Шесть тысяч – сутки работы. Подвал от хлама разгрузить, вымыть и вычистить. За сутки справишься. Не успеешь – ещё поработаешь, но за те же деньги. Ну что, по рукам?

– Па рукам, хазяин! – ещё шире улыбнулся Сухроб.

...Сухроб думал, что хозяин позовёт дворника, но он открыл железную дверь своим ключом, и они спустились в подвал. Ему сразу показалось странным, что никакого хлама в подвале нет. Окна были забиты наглухо и под потолком еле теплились несколько ртутных ламп, но в подвале было невероятно светло. Как будто светился сам воздух или стены.

"А что я теряюсь-то..." – подумал Сухроб. В подвале кроме них - никого. Так что же...

Он притормозил, пропустив хозяина на шаг вперёд, и тихонько достал нож. Он уже видел, как этот баран валится с перерезанным горлом... но вместо этого рука в перчатке с нечеловеческой силой стиснула его запястье. Другой рукой кожаный коротко и сильно ударил его по уху - точно гвоздь забил. Сухроб потерял сознание.

...Он очнулся в странной комнатке. В ней не было ни окон, ни дверей, но вся она была залита зеленоватым светом. Сухроб пошевелился и обнаружил, что лежит голый, привязанный к большому плоскому камню. Нет, не привязанный, а как будто приклеился. Как гвоздь к магниту.

– Очнулся, голубчик, – хехекнул знакомый голос.

Сухроб запрокинул голову - аж позвонки захрустели - и увидел своего коварного работодателя. Он понял, что это был давешний дядька в кожаном плаще, хотя сейчас на нём была чёрная накидка с капюшоном, скрывающим пол-лица.

– Жди, парень, сейчас за тобой Хозяин придёт.

Сухроб покрылся холодным потом.

– Атэц... Хазяин... Гаспадин... Ны убывай! Што хош дэлай, ныкто не видит, ны убывай... – Он и вправду был готов вытерпеть что угодно, он бы это пережил... только чтобы жить дальше.