Далимия лежала на крыше низенького покосившегося сарайчика и смотрела вперед — туда, где величественные горы сливались с небесами. Главная бабушка говорила — там живут страшные духи, в чьих силах как спасти человеческую жизнь, так и разрушить ее. Древний лес Фанрон у подножья гор считался священным и опасным. Никто не собирал там ягоды и грибы, не охотился, а деревья рубить вообще было запрещено под страхом смерти. В лес уходили лишь в одном случае — умирать. Туда относили неизлечимо больных или стариков, ставших обузой семье. Никто и никогда не слышал даже вскрика несчастных, и никто не возвращался.
Далимия подняла ладонь и, прищурившись, вгляделась сквозь пальцы в зеленое море могучих крон вдалеке. Она, как и все в поселении, боялась Фанрона, но еще понимала — ее манят его тайны: что же за духи обитают в глухих чащах и почему не хотят общаться с людьми? Ведь другие духи говорили через главную бабушку и довольно охотно.
— Далимия! — окрик матери вырвал из размышлений. — Спускайся! Скоро время ужина. Тебе уже восемь лет, ты должна уметь готовить!
Далимия спрыгнула с насиженного местечка и кувыркнулась на соломе, на что мать фыркнула и закатила глаза.
— И в кого ты пошла такая? — бурчала она по дороге. — Ведешь себя как мальчишка и все в облаках витаешь. Недолог день, когда женихи свататься придут, а ты как дите малое!
Далимия скривилась. Девочки становились невестами в тринадцать. Все, что Далимия знала о женихах: они никогда не бывают одинакового с невестой возраста — всегда много старше. Бородатые, серьезные, настоящие хозяева и защитники. Но ведь с такими не побегаешь наперегонки, не побрызгаешься водой, не построишь пещеру в холме или дом на дереве. Вот если бы к ней пришел жених ее возраста…
Но нет, как только мальчикам исполнялось тринадцать, их забирали на особую мужскую половину села, где они и жили до тех пор, пока не превратятся во взрослых и хмурых бородачей. Только пройдя испытание вождя, мужчина имел право вернуться и завести семью.
Далимия не знала, что происходит на мужской половине, но все мальчишки грезили этим местом, глядя на суровых сильных отцов. Далимии же было скучно с собственным родителем, который почти не разговаривал. Матушка любила его и слушалась, но и с ней он никогда не бывал весел. Старшая сестра, которая два года назад ушла невестой в новую семью, говорила, что отец такой суровый, потому что он следующий на пост вождя, а им не до веселья. Но Далимия считала, что любой мальчишка, обзаведясь бородой, теряет все озорство.
— Матушка, я хочу быть сама по себе, — заявила Далимия, когда помыла овощи и разделала тушку куропатки. — Не пойду замуж.
— Ой ли, глупости не болтай! — осадила мать. — Я тебя до старости кормить что ли буду? Твоя судьба детишек принести поселению, сильных мужей и жен. Неспокойное сейчас время, знаешь, сколько гибнет каждый год?
Далимия знала. Раз или два в год почти все взрослые мужчины собирались и уходили надолго — недели могли пройти. Потом возвращались с подарками и добычей, иногда с пленницами. Но всегда возвращалось меньше, чем уходило. Погибли в сражении — так чествовали героев на общем празднике. Из прошлого похода не вернулся старший брат. Ему было двадцать, только-только получил право обзавестись семьей, но не успел, враг забрал его душу.
— Матушка, расскажи о небесном духе из Фанрона, — Далимия залила водой тушку и поставила на костер.
Матушка недовольно хмыкнула и принялась разминать сероватое тесто для хлеба.
— Сходи к старейшине или к тетушке безумной своей за историями, — пробормотала она под нос, — а я могу рассказать, как хлеб месить, чтобы пышный был.
— Главная бабушка сейчас занята, готовится духов лета встречать, а тетушку не видела много дней. Ты не знаешь, куда она могла подеваться? — Далимия никогда не считала тетушку безумной. Ну и что, что ту не взяли в невесты, ну и что, что она всю жизнь одна ходила по лесам и слушала духов. Она станет следующей старейшиной, так пророчили в деревне, но матушка почему-то всегда ругалась и называла свою сестру безумной.
— Да откуда мне знать, — сердито свела брови мать. — Бродит по своим оврагам и лесам. Только, знай, дочка, не смей с ней ходить. Один раз духа услышишь, обратного пути не найдешь. Обычным человеком уже ни за что не станешь. Ни семьи, ни детей… Так и будешь ходить в одиночестве, прислушиваться к деревьям и зверям.
Матушка говорила гневно, видать, надеялась запугать, но только Далимия ничего страшного в ее словах не слышала. Она вдруг подумала, что, напротив, в этом и может быть ее спасение от скучной жизни с хмурым бородачом. Дети, нескончаемые однообразные дни, тянущиеся вереницей друг за другом, точно бусины в ожерелье главной бабушки — одна похожая на другую. Далимия видела матушку именно такой: загруженной делами по хозяйству, суровую. Чтобы развеселить ее, наверное, все поселение должно собраться и сплясать Смешливую. Иногда Далимия думала, что, может быть, это особенность ее матери, ведь другие женщины иногда улыбались даже на улице. Но в основном отметала эти мысли — невозможно родиться таким хмурым. Ребенок всегда стремится к радости, а скучным взрослый становится только по причине навалившихся на него забот.
Далимия на следующий день узнала у главной бабушки, куда та направила тетушку Рионишу и пошла встречать ее на закате. Та вышла из леса, что за речкой Синей. Далимия очень обрадовалась, увидев Рионишу и, подбежав, обняла. Тетушка весело рассмеялась и обняла в ответ. Сердце защемило внезапной грустью. Матушка очень давно не обнимала ее вот так крепко, не поглаживала по волосам. Главная бабушка говорила, что мать больна и недолго ей осталось, но Далимия не понимала, что же в матушке такого, ведь она выглядит, как и прежде.
Далимия с тетушкой уселись на мягкой траве. Риониша рассказала, где собирала лечебные травы, каких видела зверей, и что духи подсказали новую земляничную поляну, на которой вот-вот поспеют ягоды.
— А не страшно тебе с духами говорить? — Далимия поежилась от вечерней прохлады.