Хранительница носков

1.1

 Каждый мужчина желает знать, где второй носок

вместо эпиграфа
из интернет-юмора

1.1

Лет в восемь я впервые увидела настоящего мага. Это было жутко. У высокого старика с морщинистым лицом почти белые, неровно поседевшие волосы стояли дыбом, искрили и потрескивали. Но самым страшными у него были глаза – совершенно юные, почти детские, голубые как весеннее небо. Он ненормально плавно двигался, будто не шел, а летел вдоль нашего строя, вглядываясь своими жуткими глазами в каждого. Мы в ужасе замерли, не в силах разбежаться.

Он смотрел внимательно, так, что все холодело внутри, кому-то проводил пальцем по лбу, над кем-то хмыкал, и двигался дальше. Шел, плыл или летел пока не остановился напротив меня. Не напротив Жуткой Лукки или Проньки. Нет, точно напротив меня. Лукка привычным движением задвинула меня себе за спину, а я привычно спряталась за её высоким и крепким плечом.  Но длинные цепкие пальцы старика  вытащили меня пред его молодые очи.

Этот взгляд... Он перевернул все в моей душе, разорвал привычное спокойствие и смял радость, как тяжелый сапог сминает траву, в голове зашумела вода, а мир закружился в белой метели и почти растаял. Только это старое лицо с яркими голубыми глазами мальчишки осталось передо мной. Лицо улыбалось, а губы вдруг зашевелились.

- Как зовут?

Звук его голоса расплывался и отражался эхом. 

- Девочка. Меня зовут девочка.

- Нет такого имени! – сурово припечатал плывущий голос, хотя глаза продолжали улыбаться. Старик чуть повернул голову, так, что мне стало видно его большое морщинистое ухо с длинными белыми восками, и прогрохотал: – Как её зовут?!

Я дернулась, где-то за метелью прозвучало:

- Вильгельмина Чараппа.

Старик с молодыми глазами снова обернулся ко мне. Во взгляде – недоумение и веселье. А у меня в горле скрутился комок слез - от обиды, от разочарования, от боли. Я ведь тоже справшивала, спрашивала про имя. Ещё когда была совсем маленькой, однажды поняла, что меня зовут просто девочка, а у других детей есть имена: Велька, Стефан, Пронька или ещё как-нибудь. У Лукки было даже несколько имён – просто Лукка, Жуткая Лукка и Злюка. Я спросила у служительницы почему так, и та объяснила, что мои родители не успели дать мне имя, и поэтому все зовут меня просто девочка. А вот теперь оказывается и имя у меня есть, и даже фамилия… Предательство, как есть предательство! А ведь я  верила служителям!

 - Чараппа? Вильгельмина?

И если бы не этот комок в горле, что мешал дышать, я бы порадовалась имени и фамилии. Они были красивые, и имя, и фамилия. Их хотелось повторять снова и снова. Но невнятное бормотание служительницы, искаженное и приглушенное метелью, заставило прислушаться: «Ну как же! Нельзя простого человека как королеву звать! Да ещё с таким дурацким прозвищем». [*чарапа (хорват.) – носок]

     Молодой старик расхохотался прямо мне в лицо, многократно усиливая эхо, так, что в ушах стало больно. 

 - Что бы вы понимали! Это знак свыше! Такое имя да с такой фамилией! – эхом бился вокруг его голос. Голубые глаза вновь весело глядели на меня. – Ну что, Чараппа, готовься, поедешь жить во дворец!  

Мое сердце дернулось, пропустило удар, но когда из моего горла наконец вырвался крик «Нет!», старика передо мной уже не было. Он исчез. Вместе с ним исчезла метель, звуки стали нормальными, и я увидела вокруг себя привычные лица наших приютских ребят. Они во все глаза смотрели на меня, кто-то тыкал пальцем, кто-то перешептывался. Даже служительницы не отрывали от меня взглядов.

Я хотела о многом их спросить, но одна сразу отвернулась, другая сочувственно поджала губы.

- Вот так, девочка, - сказала она, подходя ближе. Провела рукой по моим волосам и грустно улыбнулась. Я глядела на неё, запрокинув голову, и всё никак не могла справиться с потрясением.

- Меня зовут как королеву? – всё же выдавила из себя. На плечо легла надёжная и сильная рука Лукки, и я сразу почувствовала себя защищенной. Служительница пожала плечами, сказала:

- Да.

- Почему же меня не называют моим именем?

Служительница отвела взгляд.

- А когда меня заберут во дворец?

Женщина глянула на меня, пожала плечами вновь.

- Наверное, позже. Ты же совсем ещё малышка.

 Рука Лукки сжалась на моем плече, и я уткнулась ей носом в подмышку. Нет, слёз не было. О чем тут плакать? Но не  хотелось никого видеть. Хотелось понять, что всё это значит: и то, что моё имя от меня прятали, и то, что меня заберут во дворец, и кто такой этот старик, и много-много всего.

- Пойдём, - Лукка повела меня в дальний конец приютского дворика, туда, где нас хоть и было хорошо видно со всех сторон, но услышать никто не смог бы. Мы уселись на пыльное основание высокого  каменного забора.

- Лукка, - я посмотрела на её круглое лицо. Сейчас оно было не просто суровым, а каким-то отчаянным. – Кто этот старик? Чего он хотел?