Хроника ноября

Акварельный город

Этой осенью город словно раскрасили акварелью, небрежно оставив серые лужи на асфальте и вкрапление жёлтых мазков на деревьях. Скоро ноябрь, и дождь всё чаще превращает городские пейзажи в вольные этюды. Из-за стены дождя город расплывается, обретает новые формы, дарит обманчивое ощущение уюта.

В этом году Хельсинки провозгласили городом культуры. Смешно. Смешно, что именно в этом году он не смог закончить ни одной картины.

Армо лежал на кровати, поставив ступни на холодный пол. Его немного вьющиеся тёмные волосы уже давно потеряли надежду на встречу с парикмахером, а узкую и вытянутую челюсть украшала щетина, словно поставленная чей-то сухой кистью – небрежно и топорно.

Армо было всё равно. Он знал, что единственный раз, когда на него обратят внимание – врач в конце месяца. А до этого не имеет смысла пытаться изобразить успешного и творческого человека.

Армо было двадцать семь, но из-за вечных синяков под чёрными глазами, большого носа и жилистого, но долговязого тела, укутанного в дешёвую одежду, его часто принимали за человека уже более солидного возраста.

Комната, в которой находился парень, была специально затенена синей шторой. На столе – несколько чашек кофе, выпитых прошлой ночью. Некоторые краски он забыл спрятать, и они безжалостно окаменевали на палитре на газетах, брошенный на пол – пятна краски, напоминающей кровь и следы от грязных домашних тапок. А на мольберте… На мольберт снова его ночной кошмар.

Это случилось год назад. Тогда Армо в один год потерял обоих родителей, которые ему помогали, и которых он очень любил. А затем оказалось, что на Армо висит долг, он потерял работу в местном журнале из-за своей нервозность, мешающей выйти за порог, а завершилась его беды переездом в Хельсинки, где на третий день он оказался жертвой аварии.

За густой шевелюрой было не видно глубокий шрам, оставленный на виске. Армо не помнил, как его получил. Только знал, что перед тем, как потерял сознание, лил дождь. Или он это помнил, потому что об этом говорили следователи?

Армо очнулся в больнице. Казалось, он только что стоял возле могилы родителей, но вот над ним белый потолок и противное пиканье приборов, пробирающееся в мозг. Это так странно – потерять кусок жизни. Врачи обещали, что постепенно амнезия пройдёт, однако Армо уже давно потерял надежду –просто в его жизни кто-то резко переключил канал, и теперь здесь Армо уже без родных, Армо - художник в чужом городе. Нашёл ли он работу, прежде чем переехать? Были ли у него планы? Из-за странного чувства у парня часто сосало под ложечкой.

В начале лета была особенно знойная ночь – Армо открыл окно и даже включил старый вентилятор, чтобы, наконец, заснуть. Он привык, что после потери памяти не видел снов. Хотя, возможно, это и к лучшему…

Той ночью ему приснилась девушка. Она была очень красивая, в кроваво-красном платье.. Она смотрела на него, и её волосы трепал ветер. А затем она протянула к нему руку.

От необъяснимого ужаса Армо вскочил, обливаясь потом. Надеясь найти во сне загадку, он принялся рисовать набросок, но скоро понял, что лицо незнакомки ускользнуло. Потом забылись и остальные детали.

Сон повторился ещё дважды, и каждый раз образ девушки терялся под утро. В ящике потёртого стола покоилась уже сотня скетчей – какие-то из них выведены старательно, с кучей деталей, какие-то в спешке нарисованы твёрдым карандашом, раня бумагу, какие-то даже имела цветовые пятна. Но на всех них лицо было безжалостно стёрто ластиком.

Армо услышал шаги на лестничной площадке. Лопнула дверь. Это соседка Анна –сердобольная пожилая женщина – суетливая, маленькая, с забавным хвостиком, перевязанным леопардовый резинкой. Она часто звала парня на ужин, а сейчас время как раз стремилась к семи вечера.

Снова весь день потрачено впустую.

Нужно встать. Сразу. Одним рывком.

Раз!

Армо выдохнул, и, стараясь ни о чём не думать, вскочил на ноги, больно приложившись головой о старый тусклый торшер, который сейчас был единственным источником освещения.

- Армо, у тебя всё хорошо? – Пока Армо ругался, из-за входной двери раздался голос Анны. – У тебя закрыто?

Армо подошёл к двери и открыл цепочку. На пороге стояла Анна. Парень не помнил её фамилии, да и она сама просила просто звать по имени. Для Армо, который до сих пор страдал плохой кратковременной памятью, это было идеально.

Анна едва доставала Армо до груди – худая, с яркими карими глазами и улыбкой на тонких,сухих губах. Армо казалось, что она соткана из сухой пастели – тёплой, сыпучей и такой ранимой, готовой раствориться в акварели города.

- Как всегда, в темноте сидишь! – Пожурила парня Анна и деловито прошла в квартиру, щёлкая выключателем. – Чего хмуришься? Боишься, что я тебя за бардак ругать стану? Правильно боишься. Ну, показывай, что ты нарисовал.

Армо понял, что этот маленький человек просто не дал ему выбора и подошёл к мольберту, поворачивая его к Анне так, чтобы он скрыл половину чашек на столе.

- А у тебя шикарно получилось! – Воскликнула женщина. Если она и притворялась, то делала это искусно. – А нарисуешь меня в этом платье?

- Вас? – Моргнул Армо.

- Да. В ярко-красном. И шляпе. Я, знаешь ли, в свои годы той ещё была кокеткой, - невозмутимо ответила Анна и, лавируя мимо завалов из одежды и книг, одним разом сгребла все чашки. – Так, открой старой женщине двери!

Армо послушно толкнул дверь на кухню. Здесь шторы не было, и маленькое окошко уныло освещала кухонку – маленькую, но довольно чистую для того образа жизни, который вёл парень. Анна, наверняка, думает, что он следит за чистотой, хотя на самом деле максимум его кулинарные изысков – это кофе и сваренная овсянка.

- А у меня уха сегодня, - похвасталась женщина, принявшись начищать чашки. Пока Армо раздумывая, забрать ли у неё эту работу, она перешла уже к третьей. – Мне племянник привёз. Сказал, в этот раз улов хороший, сами не ожидали. Рыба жирная, на уху самое оно.

- Буду благодарен, - кивнул Армо, и, чтобы казаться причастным, начал вытирать чашки полотенцем. – А вам не приходило письмо из редакции?