Хроники Дракона в Нижних Подсолнухах

Принцесса и Дракон

В деревню Нижние Подсолнухи давно не заезжали важные гости. Вот прямо с того дня, когда из-за тонкого языка леса, выдававшегося из тёмной массы Ведьминого Леса, вылетел огнедышащий дракон. Соседи бы сказали: “Эка невидаль – дракон! Мало ли по лесам всякой нечисти бегает!” Но жители деревни имели на это особое мнение, ибо с их слов дракон был особенным. А каким,  узнал первый же рыцарь, что решил освободить несчастную девицу, кою,  с его слов, утащил огнедышащий гад.

 Собравшись у дома старосты, жители деревни долго судили, поглядывая в ту сторону, куда уехал рыцарь,  – за каким чёртом дракону, который, к слову, иногда подворовывал у селян скот, живая девица?! “За мёртвой доблестный рыцарь (как-там-его-звали) не поскакал бы на своём породистом жеребце в такую даль” - в конце концов, заключили они,  - “Значит, дело не чисто”. Покумекав еще с полчаса, селяне разошлись по домам, ибо вечер подходил к концу, а утро в селе начинается рано.

  О рыцаре не было известий ни на следующий день, ни на день после него. Спустя какое-то время следом за первым рыцарем проскакало еще несколько столь же крепко закованных в железо всадников. И настроены они были куда как решительно. Но ни один из них так и не вернулся. Когда же с рёвом и дымом дракон объявился прямо посреди белого дня и опустился посреди деревни у колодца, крестьяне по-первости попрятались, поди пойми, чегой-то проклятущей зверюге надобно.

- Выходи, добрый люд! – проревел дракон хорошо поставленным голосом. Как там на самом деле звучал “хорошо поставленный голос” никто из них не знал, но девки заслушались. - Обещаю никого не жрать! Тьфу ты, не есть.

Потихоньку стал собираться народ. Глазели, охали, ахали, тыкали пальцами, но близко не подходили. Придерживали детей, так как маленькие сорванцы, по глупости своей малолетней, страха перед чудищем не имели. А Гульвин-первенец, так тот уж примеривался забраться к зверюге на хвост, но был пойман матерью и, получив трёпку, с воплем убежал за амбары. Вперёд протолкнулся старый Пантус, деревенский староста. Не слишком молод, не слишком стар, а так, в самый раз:

- Чего тебе надобно? – спросил он, глядя снизу вверх, придерживая шапку. И подумав, добавил: - Господин.

- Дело у меня к вам, народ сельскохозяйственный. Весьма щекотливое и необычное, - тут дракон задумался и выпустил из ноздрей струйку дыма. – Поселился в вашем лесу я, честь по чести. В самой чащобе непролазной, болотами топкими окружённой. Домик у меня там небольшой, огородик, цветничок, всё как у лю… Тьфу! ну вы меня поняли. Хозяйку привёз молодую. Руками делать, правда, ничего не умеет, но учится споро. Ибо страшен я в гневе своём яростном! – дракон распахнул крылья, закрыв сразу полнеба и выпустил огненный шар. Селяне начали беспокойно поглядывать на дома, погреба и уж совсем тоскливо – в  сторону леса.

- В общем, - дракон цыкнул сквозь клыки, - жрать её готовить научите. Да по хозяйству там всякое. А я уж в долгу не останусь, чем могу, помогу. По-соседски.

  Народ сперва обалдел, а затем призадумался. Будучи людьми обстоятельными, скоропалительных решений отродясь не принимавшими, им нужен был предмет договора – сейчас и перед глазами. Поэтому вести переговоры по этому делу делегировали всё того же старосту Пантуса. Из упрямства старческого, а может по скудоумию, Пантус переговоры вести отказался. За что тут же узнал все выступающие костяшки в кулаке кузнеца своими ребрами.

- Дело это, господине, не быстрое, - слегка заикаясь от пережитого, начал староста. – Тут всё взвесить требуется….

- Чего взвесить нужно -  взвесите! – рыкнул дракон, чутко уловив своим драконьим чутьем, куда клонят селяне. – Девка вон, в лесу! Стоит у деревьев, ждёт. Вы её, эта, значит, готовить научите и бельишко стирать. Да, вот еще - если кочевряжиться начнет, так вы её не жалейте, крапивой приложите, ну, или как там у вас заведено. Даю вам на это моё согласие. А через недельку я её у вас заберу. Или, - дракон пыхнул дымом сразу из двух ноздрей. Непонятливых не нашлось.

  Тяжело взмахнув крыльями, дракон взлетел, подняв в воздух тучу песка и кучу народа. Потирая синяки и ушибы, селяне с неизбывной тоской смотрели в сторону леса, откуда через поле репы шла виновница происшествия. Стоило ей приблизиться, как самые памятливые узнали в ней принцессу Эрмелинду, чей портрет показывал рыцарь. Вид у принцессы был помятый и крайне недовольный.

- Ну, что уставились, холопы?! – тут же взяла быка за рога принцесса, оглядев притихших крестьян драконьим взором. – Воды мне несите, еды, платья чистого. И побыстрее!

  Поначалу не отошедшие от беседы с драконом крестьяне попадали на колени, но затем кузнец, который упал прямо в куст крапивы, вспомнил слова дракона:

- Народ, что же это?! Пигалица мелкая, ящерица редкозубая, командовать тут удумала?! А ну, бабоньки покажем гостье дорогой, где баня-то у нас! - и схватив принцессу, как мешок картошки, кузнец, широко шагая, направился прямиком к реке. Принцесса, вися вниз головой и не прекращая при этом столь изобретательно ругаться, что компания деревенских сквернословов шла за ней, радостно развесив уши. Раздался громкий всплеск, короткий полузадушенный вскрик и новый поток брани, быстро, правда, сошедшей на нет.

Дальнейшая жизнь деревни вдруг стала подчинена новому ритуалу: утром - в поле, и скорей обратно - узнать, что натворила непутёвая гостья, и до самого вечера ухахатываться над её оплошностями.

  Но если первые дни было весело, то дальше бабы забили тревогу – принцесса оказалась на редкость бестолковой. Научить её готовить оказалось задачей для академии, а не для необразованных крестьян. Со стиркой история была еще грустнее - то белье утопила, то чуть сама не утопла. А третьего дня едва русалки с собой не прихватили, еле отбить успели. По первости бабы схитрить хотели, дай, думают, яичницу научим готовить, и с Богом. Да не тут-то было. Принцесса вроде и старается, но как саму с печью и продуктами оставили, пожар начался, насилу потушили.